Записки питерской алкашни

Евгений Еременко Записки питерской алкашни

Мамонтов притон

Дождь падал противной мелкой моросью, вычерчивая узоры в неярком свете фонаря, под ногами хлюпало, руки мерзли. Но всё это мелочи, ведь сегодня пятница, и предвкушение праздника грело душу сильнее, чем осень охлаждала тело. Пьяный голос в домофоне, пятый этаж пешком, отдышаться, позвонить. Открывается дверь, на пороге Кирилл, он же Кирик, он же Мамонт. Сей дядечка совсем не смахивает на апостола Петра и ключи в его руке совсем не от рая, но нимб растрепанных светлых волос на голове определённо даёт эффект. Мамонт сначала смотрит на тебя взглядом Людовика с эшафота, а потом говорит "заходи". Он – хозяин маленького оазиса алкоголизма под самой крышей, где немного ближе до звезд, впрочем это расстояние всегда варьируется, в зависимости от количества выпитого.

Пьют здесь, как правило, водку. Она разная по сути, вкусу, цене и качеству, одинаков лишь принцип ее работы и время потребления. Если наутро никому никуда не надо, то она пьется до появления зеленых чертей, а потом ещё и вместе с ними. Образно говоря. Но если вдуматься, то чертям бы здесь точно понравилось. Квартира, пережившая нашествие тараканов, клопов и прочей нечисти, перепланировку посредством кувалды и набеги свински нетрезвых компаний, находилась во владении одного молодого холостяка, который, как и все нормальные холостяки, вместо уборки всегда мог найти занятие поинтересней. Это могли быть и компьютерные игры, и кино самых занимательных жанров, и мимолетное вдувание какой-нибудь из неосторожно забредших дам, ну или простое неприцельное плевание в потолок. Сейчас веселье было в самом разгаре. Кэст, собрав, как обычно, глаза в кучку под очками, орал тосты и ещё что-то, непонятное, но громкое, Коля, тычась небритой губатой мордой во всех, что-то доказывал, обильно брызжа слюной, Монти, распластав телеса по подоконнику, наблюдал за действом, попыхивая сигареткой, с видом довольного и доброго хозяина.

Сам хозяин, впрочем, двигал шкафы с Наташей. Нет, понятно, всех и всегда торкало по – разному, вот в Наташе, например, просыпалась дремлющая госпожа жилплощади, и когда это случалось, Мамонт, до того цитировавший Данте и Конфуция, как-то быстро съёживался до габаритов грузчика, а может даже раба, покорно исполняя то, что велено. Наташа была его девушкой и, как все предполагали, это было частью их ролевых игр, поэтому туда никто особо не встревал.

Толик одиноким привидением шатался по квартире, не находя покоя, за исключением тех кратких мгновений, когда стопки наполнялись влагой живительной и разливались по периферии телесной. В окне светилась полная луна, красивая, с красновато – оранжевым оттенком. В голову лезли мысли о романтике, бабах и Хэллоуине, ибо была осень, а если совсем точно, то середина октября.

– А вся попса – педерасты и свиньи, – раздался пьяный голос Кэста,– нету в них ничего, что могло бы послужить хорошим примером. Да и сами они, потрудись хоть раз вдуматься в свое поведение, поняли бы, что своих детей они бы в таком качестве видеть не захотели!

– Кэст, они же бабло заколачивают, – отозвался Монти, – задумка в этом. И уж детей бы при деньгах им точно хотелось видеть, будь они хоть распоследними "элтонджонами". Время такое, бабло победит зло!

Кэст почесал бритый затылок.

– Нет, – сказал он, подняв палец вверх и немного пошатываясь, – не так. Бабло порождает, а бухло – победит зло!

* Дружный взрыв хохота *

– За это надо выпить, уроем его прямо сейчас! – произнес Монти, под одобрительный гул отвинчивания крышку "Журавлям", – Кирик, Наташа, хорош там уже мебель кантовать, давайте к нам!

Они повиновались, раскрасневшиеся и тяжело дышащие. Было больше похоже, что они не мебель двигали, а под ее прикрытием хорошенько потрахались, но жилплощадь просматривалась насквозь и это исключала. Зазвенели стопки, раздалось приглушенное бульканье и чавканье.

– Мне вот смотрите что хмырь один по работе подогнал, – сказал Кирилл, дожевывая остатки бутерброда и шаря в стоявшей рядом тумбочке.

Он извлек на свет Божий внушительных размеров гриппер, в котором что-то очень призывно и подозрительно зеленело. Повисло неловкое молчание, даже Коля перестал вещать и тупо смотрел на пакет.

– Это что, трава? – нарушил молчание Монти.

– Не- а, – довольно лыбясь помотал головой Мамонт.

Послышались вздохи. У кого-то облегчённые, а у кого-то грустные – пакет тянул грамм на двести и лет на пять.

– А что это тогда за шняга, – спросил Кэст, – от тараканов что-ли?

Мамонт хмыкнул.

– Не. Это для призыва духов в наш мир. Один мой кореш подрезал это у знакомого шамана, может и думал, что трава. Но когда разобрался, что оно травой и не пахнет, за неимением лучших вариантов, отдал мне.

– И что мы сегодня будем делать? Духов призывать? – отозвался Монти.

– Ага, ща призовёшь, со всех концов дома на запах сбегутся, – протянул Колян.