Записки последнего сценариста

Сам Владимир Иванович только что вернулся из Краснодара, с выездной сессии, рассматривавшей неординарное дело. Судили судью. Судью и следователя. Одного за неправосудный приговор, другого за незаконные методы следствия. Приговорили к расстрелу невиновного. За умышленное убийство, которого тот не совершал. Следователь выбил из него признание, а судья вынес приговор. В последний момент явился с повинной истинный убийца приятель приговоренного. Замучила совесть. А того - еще немного, и шлепнули бы. Такая история.

"Как же так он признался? Почему?" - ужаснулся я, как ужаснулся бы на моем месте любой нормальный, то есть несведущий человек. Владимир Иванович объяснил популярно, какие существуют приемы у следствия. Тут я услышал впервые о "пресс-камере", раньше такого слова не знал. Человека сажают к отпетым уголовникам, туда им - водку: вы помогите, ребята, вот этот негодяй убил собственную мать и не признается.

Изуродуют. А то и женщину из тебя сделают. А после этого, продолжает мой собеседник, следователи сажают этого малого в машину, возят по городу как раз Первое мая, гуляющие толпы. Подпиши, а не то сгниешь в тюрьме.

Такая вот современная история, действие происходит в наши дни.

Процесс продолжался неделю. Владимир Иванович жил в гостинице. С охраной? Да нет, конечно. А питались где? Там буфет на этаже. И что, не давили на вас? Намекали, вызывали в крайком. Им не хотелось лишнего шума. В местной прессе вообще ни строчки. Там у них, дорогой друг, своя власть. Перестройка еще не дошла.

Так, и что же в результате, какой приговор? Приговор согласно статье. Превышение власти. По два года исправительно-трудовых работ прокурору и следователю. Судья соответственно получил партвзыскание, отстранен от ведения уголовных дел. Есть такая норма в законе. Переведен на гражданское судопроизводство.

И только-то? А за решетку всех троих? Что, разве нет в законе другой статьи кроме этой туманной по поводу превышения власти?

Вот тут Владимир Иванович и произнес эту сакраментальную фразу: "Нас бы не поняли".

Он говорил об этом, не скажу - благодушно, скорее с мудрым бесстрастием человека, не могущего изменить то, что нельзя изменить. Точно так же говорил он и об этой пресс-камере, от которой при одной только мысли у меня мороз по коже. А может, судьи привыкают, как медики, к своей работе, и это только нам с вами в диковинку?

Кстати, возвращаясь к нашему процессу: уж если кто и мог повлиять на моего Владимира Ивановича в сторону ужесточения приговора, то это как раз наша прогрессивная пресса во главе с "Огоньком", из номера в номер возбуждавшим праведный гнев народа против торговой, хлопковой и прочих мафий. Наступала эпоха народных заступников Гдляна и Иванова. Они у нас, по-моему, и сейчас еще в депутатах.

Тем не менее я не решусь сказать, что Владимир Иванович судил Трегубова в угоду конъюнктуре. Думаю, уверен даже, что он твердо держался норм, предписанных законом. И даже упомянутое в законе "внутреннее убеждение", которым может или должен руководствоваться судья, в данном случае не шло вразрез с доказательствами. По крайней мере никаких личных чувств с его стороны я не ощутил. Все то же мудрое, может быть, горькое бесстрастие человека, принимающего жизнь такою, какая она есть.

В следственной части мне встретились люди совсем другого склада - не скрывавшие эмоций.

На площади Маяковского, теперешней Триумфальной, в доме, где ресторан "София" и журнал "Юность", по другую сторону от редакции есть малоприметный подъезд, в нем лестница со стертыми ступенями; вы поднимаетесь на третий этаж, а там, пройдя милиционера, оказываетесь в коридоре с одинаковыми дверями и тесными комнатками за ними. Это и есть следственная часть российской прокуратуры, не знаю, вся ли она тут или только часть этой части. Здешний начальник Владимир Иванович - тоже Владимир Иванович - усадил меня перед экраном монитора, и я увидел то, что было до сих пор скрыто от любых посторонних глаз: допросы подследственных. Допрашивал их он, Владимир Иванович, иногда, в очередь с ним, следователь из госбезопасности. На мониторе мелькали даты, минуты и секунды. Подследственными были те, что стали позднее подсудимыми у другого Владимира Ивановича.

Был здесь, конечно, и сам Трегубов. Несколько допросов, в разные дни: до ареста и после, а главное, во время - в тот момент, когда Владимир Иванович объявил ему о задержании и вручил ордер.

- Это вот здесь, в этом же кабинете, примерно где вы сейчас сидите, там сидел он. Вот смотрите, абсолютно спокойное лицо, бровью не шевельнул, не дрогнул. Уверен, что день-два, и все прояснится, он будет на свободе, а нам влепят выговора. Просит разрешения от нас позвонить. Видите - руку тянет к телефону. Я говорю: нет, не положено. Мы сами позвоним вашей жене, скажем, что вы у нас и куда подвезти то, что вам понадобится - мыло там, зубную щетку, тренировочный костюм...

Тут в разговор вступил толстенький человек в кителе, с двумя звездами на петлицах, в коротких, не по росту брючках, тоже Владимир Иванович, такое совпадение, Владимир Иванович третий.