Читаем Записки прапорщика полностью

Вызвал к себе на "военный совет" унтер-офицеров своей команды. Старший унтер-офицер Кириллов служил перед призывом в армию рабочим на одном из машиностроительных заводов в Питере, теперь он старший в команде, своего рода фельдфебель. Вместе с ним два других молодых унтер-офицера, Смирнов и Васильев. Первый - плотник, второй - слесарь. Вот из них-то под моим председательством и состоялось заседание "инженерного военного совета". Усадив их за стол, я заговорил:

- Вам приходится бывать в Сапанове?

- Бывать там ничего, но ходить мерзко.

- Что сделать, чтобы люди до самой позиции ходили скрытыми от взоров противника? Кириллов задумался.

- Дело-то простое, только хворосту надо много.

- Лес недалеко, нарубить можно. А зачем хворост?

- Фашины можно из хвороста сделать.

- Фашины? - удивленно переспросил я. - Ведь фашины мы используем для дорог, чтобы колеса в грязь не уходили, при чем же тут ход сообщения?

- Именно фашины, ваше благородие.

- Вы не зовите меня "ваше благородие", когда бываете наедине со мной, зовите просто или господин прапорщик или Дмитрий Прокофьевич.

- Фашины, какие мы применяем для дорог, конечно, сюда не подойдут, но мы можем сделать фашины типа корзин, поставить их вдоль хода сообщения, засыпать землей, чтобы пули не могли пробить корзины, и у нас получится прекрасный надземный ход.

- Давайте подсчитаем, что выйдет. Идея прекрасная.

Подсчитали, сколько хвороста надо потратить на одну корзину, расстояние корзины от корзины, количество времени для заготовки материала и для насыпки этих корзин землей. В результате получили: надо доставить пятьдесят возов хвороста, затратить свыше ста человеко-дней на плетение корзин и на подготовку кольев, на которые корзины должны надеваться для прочности. Сама установка и засыпка землей потребует не больше трех ночей.

Подсчитав, мы выяснили, что в течение десяти дней можно соорудить сухой и безопасный надземный ход сообщения.

- Ладно! Ход сообщения у нас будет прекрасный, а вот как с переправой? Австрийцы по-прежнему будут расстреливать в упор солдат, перебегающих по открытым доскам.

Кириллов опять задумался.

- Можно в этот же срок обеспечить и переправу надежным укрытием.

- А как мы это сделаем?

- Надо сделать хороший мост через речку. Сам мост мы сделаем здесь, при наглей команде, в ближайшие же дни в реку забьем сваи, на которые затем и уложим мост.

- Но ведь от того, что устроим хороший мост, австрийцы не перестанут стрелять.

- Никак нет-с, господин прапорщик, дослушайте до конца. Если будет прочный и широкий мост, мы сможем на него наложить насыпанные землей мешки, которые будут скрывать проходящих по мосту и защищать от пуль.

- Прекрасно, Кириллов! Давайте так и делать, только скорее.

- Слушаюсь, дайте нам рабочих.

- Я снесусь с ротными командирами, они дадут в помощь солдат из резерва.

- Вот это хорошо. Мы их поставим на заготовку хвороста и на насыпание землей корзин, а более сложные работы поручим людям саперной команды.

Возвратясь поздно вечером с саперной командой с места производства работ по устройству хода сообщения, я поделился с Ханчевым своим настроением:

- Смотрю и с каждым днем все более убеждаюсь, что большинство офицеров на различных полковых командах буквально лодырничают. Мне пришлось быть заведующим оружием полка, и моей обязанностью было заслушать вечером рапорт старшего оружейного мастера и подписать написанную им рапортичку в интендантство дивизии. Все остальное время некуда девать. Был казначеем полка - и там служебные занятия не превышали получаса в день. В роте только во время боев приходится руководить солдатами. В обозе и при штабе сплошное лодырничество офицеров. Кто много занят, так это лишь те, кому приходится самим вести канцелярскую работу. Например, Моросанову, на обязанности которого лежит составление сводок, да еще полковому адъютанту, который завален грудой запросов, проектирует приказы. Все же остальные чины штаба - это балласт, содержимый неизвестно в чьих интересах. Вот здесь, в саперной команде, старшой Кириллов знает в сто раз больше, чем начальник команды. Само собой, я совершенно не приспособлен к руководству саперным делом, как и прапорщик Ущиповский, Можно упростить и сэкономить на числе офицеров в полку, если предоставить большие права лучше нас понимающим дело солдатам.

- Ну, ты ересь плетешь! - возразил Ханчев. - Солдат слушать никто не станет, просто пошлют к черту, так что для дела получится не польза, а вред.

* * *

Мой денщик Ларкин часто заходит в комнату с предложениями:

- Не испить ли вам чайку? Может, устроить яичницу?

- Ты чего, Ларкин, ко мне пристаешь, ты же знаешь, когда захочу чаю, позову тебя. Ларкин уходит. Наконец, не выдержав, Ларкин заговорил о деревне:

- Весна, Дмитрий Прокофьевич! - Я приказал Ларкину, когда он останется со мной наедине, не называть меня "ваше благородие". - В деревне пахать небось выезжают...

- Вряд ли, - возразил я. - Сейчас еще только половина марта, в Тульской губернии снег еще аршина на два на полях лежит.

- Оно так-то так, Дмитрий Прокофьевич, но все-таки, пока соберешься, уже и пахать время будет...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное