Записки преподавателя

Начинают вещать, со сцены летят никому не нужные цифры о рождаемости и смертности за прошлый год. Умирать стали реже (!). Ага, старушек даже на моей улице уже не осталось, вымерли все… Конечно, реже… Народ слушает, как-то затаившись. Напряжение нарастает. Представитель администрации машет со сцены листком с объявлением о закрытии скорой и фальшиво вопрошает: «Кто это повесил?! Это саботаж!» Как интересно… От удивления приподнимаю бровь. Зал бурлит эмоциями, накручиваю головой. На лицах окружающих – недоверие и сарказм. Казённый язык чиновничьей братии сминается под напором простых вопросов. Обладатель пиджака кривится, как от зубной боли, – его маска безразличия дает трещину. Главврач сильно смахивает на рака в кипятке, видно, что такой разговор ему не привычен, но как-то жалости он не вызывает, даже после мрачной шутки. Из зала спросили, кто будет отвечать в случае смерти пациента, если скорая попросту опоздает? Чиновник говорит, что главврач. Из зала спрашивают, где они собираются главврачей напастись?

Высказывались мужчины – жестко, четко, зло, и женщины – сильно, эмоционально. Местные медики тоже задали серию неудобных для президиума вопросов. Но удивила меня пожилая женщина (я видела только ее седой затылок). Она сказала, что это пятый сход села. Что на каждом из них она была и что каждый раз приезжали новые чиновники. Они меняются, а жители остаются. Она говорила о силе людей, живущих здесь. Сказала в ультимативной форме, что чиновники подчинятся общему решению схода или их на этих должностях уже не будет. Я снова удивилась такой силе и уверенности. Мой городской менталитет говорил о тщетности противостояния. А люди вокруг верили.

Жаль, что пришлось уйти раньше. В магазине потом встретила двух женщин, бывших на сходе. Продавщица, которая не могла отойти от кассы, с интересом их расспрашивала. Они были уверены в победе. Так и сказали: «Мы победили!»

Много столетий назад на этой земле все решалось большинством голосов жителей. Просто и понятно. Время быстротечно и неумолимо. Утоплена в крови Новгородская вольница, про вече можно прочитать в учебнике истории. Но вера в силу общего слова живет. Может, только так и надо, чтобы выжить?

Когда мечта осуществляется, или Кипелов!!!

С возрастом куда-то уходит, растворяется ожидание чуда, улетучивается, как аромат хвои и мандаринов после праздников, блёкнет, оборачивается мятой золотинкой от съеденной конфеты… И тем удивительнее ожидание и предвкушение, внезапно возникающие в нынешней «взрослой жизни». У меня так с концертом Кипелова. Именно та, почти забытая детская радость и ожидание чуда.

Долгожданный день наступил! И вот помпезность «Крокус Сити Холла», душный и густой бензиновый дух удобной подземной парковки, подтянутые, элегантные секьюрити (язык не поворачивается назвать их охранниками), рамка металлоискателя, просторный холл. Палатка с сувенирами, вокруг которой собираются первые зрители. Эскалаторы с бесшумным ходом, мелкие яркие лампочки высокого потолка, призванные, очевидно, напоминать недосягаемое звездное небо. И нарастающее ожидание сбывающейся мечты.

По привычке осторожно рассматриваю народ. Вот у круглых столиков кафешки кучка самых голодных. Молодая пара, он заботливо подвигает к ней бумажную тарелку с бутербродами, она жадно их поглощает, под высоким столиком уже заметен ее характерно округлившийся живот – к хорошей музыке нужно приучать еще до рождения…

С нижнего уровня по эскалатору поднимается дряхлый дедуля с костылем, из нагрудного кармана его теплой фланелевой рубашки в клетку торчит заветный билет. Дедуля медленно ковыляет мимо. У него настолько домашний вид, что удивляюсь, не обнаружив на его ногах стоптанных тапок.

Отец и сын прогуливаются в холле – оба высокие, худые, ужасно похожие, только один седой, а второй совсем «зеленый». На отце видавшая виды, полинявшая футболка «Арии» (он несет ее гордо, как заслуженные регалии), на сыне же новенькая, судя по всему, только что купленная в киоске…

Народ все прибывает… После второго звонка можно проходить в зал. Под потолком и в пространстве висит завеса пиротехнического дыма, начинаю отчаянно чихать. Утопаю в мягком кресле. Жду с каким-то забытым, детским азартом. В танцевальном партере периодически начинают скандировать, фальшиво петь и звать Кипелыча. Уже ровно 20.00, но народ продолжает рассаживаться. Тягучий сироп ожидания.