Записки пресс-атташе.

Собственно, в тишине команде посидеть удается редко, потому что именно в это время диктор, как правило, представляет составы встречающихся клубов. Но это только придает пафоса необычной церемонии.

Довольно часто ритуал прерывает звонок или свисток судьи, призывающего соперников к выходу на поле. Такое совпадение вообще-то не является добрым знаком, но и прямого намека на неудачный исход встречи тоже не несет. Теперь все мысли уже о ристалище, осталось только понюхать нашатыря у доктора и - в бой!

Кстати, последняя процедура -дело исключительно добровольное, но футболисты достаточно быстро приобретают этот нюхательный рефлекс. Даже мои бразильцы не стали исключением.

Под другим углом зрения

А дальше была - игра. Большая игра. Которую я впервые в прямом и переносном смысле увидел под другим углом зрения.

Почти сразу стало ясно, что смотреть футбол с трибуны намного удобнее и интереснее, чем со скамейки запасных. Хотя бы потому, что с высоты, скажем, 10-го или 15-го ряда лучше видна общая картина игры, не говоря уже о ее нюансах. На память сразу пришел пример мэтра отечественного футбола Константина Ивановича Бескова - кстати, тестя нашего тогдашнего второго тренера Владимира Федотова -, который без сожаления менял свой пост у кромки поля на удобное место среди болельщиков.

К тому же наблюдение за игрой с трибуны, на мой взгляд, имеет и другие преимущества. Одним из них я до сих пор считаю коллективную болельщицкую сопричастность с происходящим на поле. Особенно если где-то поблизости от тебя окажется какой-нибудь шутник или балагур, который время от времени будет отпускать такие перлы, что весь сектор будет давиться от смеха.

Вот, например, подслушанный этой осенью диалог двух болельщиков-шутников, судя по всему, цеэсковских:

– Ну, что: попробовал "Спартак-колу"?

–Ага.

– Ну, и как?

– Ничего, только мясом отдает…

Несомненно, есть что-то манящее и в фанатском братстве. Разумеется, речь не об экстремистских проявлениях и не о сомнительном геройстве, когда десятки подвыпивших подростков начинают раздеваться по пояс в лютый холод, якобы выражая свою особую симпатию к любимой команде. Но кого могут оставить равнодушным сцены, когда целые сектора трибун окрашиваются в красно-синие, красно-белые или другие цвета и со всех сторон, словно раскат июньского грома, слышится многоголосый хор торсиды?

Впрочем, одно дело, когда футбол -это "боление", сопережевание, выплеск эмоций, и совсем другое, когда это работа. Для тех, кто выходит на зеленый прямоугольник под яркий свет прожекторов и пристальные взгляды тысяч людей, и тех, кто садится на тренерскую скамейку, футбол - это прежде всего профессия. Может быть, поэтому они сосредоточены от первой до последней минуты матча, ничего не видя и не слыша вокруг?

Тренерская скамейка -нерв команды

Место на скамейке мне нашли сразу, причем одно из самых привилегированных -недалеко от главного. Объяснялось все очень просто: во время игры Тарханов должен был давать ценные указания футболистам, а мне, как можно скорее, предстояло доносить их до бразильцев. Как это выходило на самом деле, я уже писал, а сейчас хотел бы остановиться на своих наблюдениях за работой штаба. Не только армейской команды, но и других.

Во время матча тренерская скамейка - сгусток нервной энергии всей команды. В зависимости от темперамента поведение главного может быть разным: он может ежеминутно выбегать к кромке поля, отчаянно жестикулируя и что-то крича подопечным, а чаще судье, качаться, как маятник, или даже внешне невозмутимо сидеть на своем месте, но, ручаюсь, за редким исключением в душе у него неспокойно. Только крупный счет или сверхуверенная игра, что нечасто бывает с самим "Спартаком", могут позволить тренерам наблюдать за ходом матча без волнения. Отсюда все их нервные срывы, инфаркты и прочие болячки.

Кто-то, чтобы успокоиться, предпочитает несколько раз во время игры перекурить. У нас на "банке" в ЦСКА таких было всего двое - помощник Тарханова Владислав Осадчий и массажист Василич, которых остальные чаще всего гнали в сторону или позволяли затянуться только тогда, когда исход встречи был решен в нашу пользу.

И тем не менее главным откровением для меня на скамейке в первые недели стало довольно частое употребление грязной, бранной речи моими соседями. Я сам не эстет и знаю цену точно и уместно сказанному матерному слову, но тогда, помнится, был слегка шокирован. Самое поразительное, что нецензурщина время от времени лилась из уст людей, которые в обычной, "цивильной" жизни вполне могли без нее обходиться.

Потом, много месяцев спустя, уже работая под началом Валентина Иванова и Вячеслава Жендарева, я понял, что при Тарханове в этом плане были еще цветочки, потому что при новом-старом торпедовском руководстве на скамейке начали материться буквально все. Вот уж воистину, каков поп, таков и приход.