Записки прохиндея

Итак, в США я вернулся к рисунку и живописи. В детстве и юности я много рисовал, особенно графики, и достаточно хорошо, побеждал в конкурсах детского рисунка, я увлекался каллиграфией и рисунком пером. Во взрослой жизни у меня были некоторые идеи в искусстве, но реализовывать их в СССР было как-то не с руки, время было не то, а в конце 1990-х стало слишком опасно, появились воинствующие мракобесы, которые нападали на художников и инициировали уголовные дела против них – за картинки. В России сложилась ситуация, что за смелое искусство можно было быть осужденным к лишению свободы. Российский парламент сочинил закон об оскорблении чувств верующих, непонятно только каких именно и во что верующих. систему. В российском Уголовном кодексе есть знаменитый параграф № 148 с творческим подходом к наказанию – это может быть либо большой штраф, либо лишение свободы, либо комбинация всех этих вариантов. Российские исправительные заведения до сих пор похожи до степени смешения на концентрационные лагеря с плохим питанием, нелюбезным обращением и принудительным тяжелым физическим трудом, это совсем не похоже на тюрьмы Швеции или Норвегии. Отказываться от работы нельзя, о чём извещает общественность статья 103 Уголовно-исполнительного кодекса России.

Попасть в тюрьму или под какое-нибудь административное разбирательство совсем нетрудно. Если кто-то посетил выставку и решил, что его чувства были задеты, он идёт в полицию, прокуратуру или следственный комитет, и составляет заявление, дескать, прошу проверить такое-то произведение литературы или живописи на предмет экстремизма, разжигания розни или оскорбления чувств. Полиция запросто может задержать автора, и он сидит в тюрьме, именуемой СИЗО, пока следователи исследуют дело. Если повезёт и будет проявлен гуманизм, то художник может сидеть под домашним арестом или под подпиской о невыезде. Правосудие – дело обстоятельное и неспешное, следователи перегружены делами, под следствием можно находиться долго, например, год. Следствие и суды приглашают людей, которые почему-то считаются экспертами. Эти люди должны определить, оскорбительно ли произведение искусства, стишок, картинка, или не оскорбительно. Если они решат, что это оскорбление, художник может отправиться в концлагерь на некоторое время. Пусть на кислороде, валя лес или сшивая рукавицы, набирается вдохновения.

В этой творческой атмосфере со благодарной и отзывчивой публикой я осторожно создавал и выставлял свои работы. Например, меня всегда интересовали представления о сверхъестественном, в том числе религиозные. Всегда можно проследить, откуда в той или иной религии взялись определённые дискурсы, описывающие возникновение и функционирование мироздания, появление человека и его место как в материальном мире, так и в божественном порядке вещей. Я прочёл множество монографий, читал мемуары путешественников, посещал много храмов и высиживал на служениях множества конгрегаций. Моя семья не была религиозной, мои родители были продуктами советской эпохи. Мой отец до смерти боялся, когда мой дед просил его пойти в синагогу, чтобы принести мацу. Это было как партизанская вылазка при тотальной облаве. Оба они были членами Коммунистической партии Советского Союза, дед состоял в ней 50 лет, а отец был секретарем парткома у себя на работе. Если бы кто-то увидел, как он заходит в синагогу, он мог бы вылететь и из партии, и с работы. Советская власть с подозрением относилась к евреям, изучение иврита и иудаики считалось чуть ли не госизменой.