– Кто эта красавица?
– Моргачка, – ответил я.
Повинуясь замыслу шефа, энергичное лицо президента «СГ», нежное лицо Нойс и чудовищная маска рыдающего моргача начали медленно совмещаться, сползаться, образуя какое-то новое невероятно уродливое и отталкивающее лицо, крест-накрест перечеркнутое титром:
«И не бросайте окурки в унитаз, – вспомнил я. – Смывая окурки, вы теряете от пяти до восьми галлонов дорогой чистой воды».
Вспыхнул свет.
– Эл. – Шеф доверительно улыбнулся. – Для комбината «СГ» и для военного министерства мы смонтируем свою ленту по-разному. Ты сумел добыть значительный материал. Чрезвычайно значительный. Ты здорово поработал.
И так же доверительно протянул руку:
– Восемь процентов наши.
ЛОВЛЯ ВЕТРА
Молчание, Эл, молчание. Только молчание. Нарушая его, ты подвергаешь опасности не просто себя, ты подвергаешь опасности общее дело.
Чем дальше на запад, тем гласные мягче и продолжительней.
Пе-е-ендлтон… Ло-о-онгвью… Бо-о-отхул… Тяни от всей души, никто не посмотрит на тебя как на идиота, потому что бобровый штат всегда осенен мягким величием Каскадных гор. Но железнодорожная станция Спрингз-6 нисколько не пришлась мне по душе. Пустой перрон, пустой вокзальчик, пустой салун.
Разумеется, я не ждал толчеи, царящей на перронах Пенсильвания-стейшн или на бурной линии Бруклин-Манхэттен, все же Спрингз-6 могла выглядеть живее.
Я выспался в крошечном пансионате на Бикон-стрит (по-другому назвать главную улицу тут, конечно, никак не могли). Прошелся по лавкам и супермаркетам (они по всем параметрам уступают филиалам «Мейси», «Стерн» или «Гимбелс», но попробуйте сказать это биверам – бобрам, как называют жителей штата). Даже посетил музей, посвященный огнестрельному оружию. Там были неплохие экземпляры вышедших из употребления кольтов и винчестеров, но…
Никто ко мне не подошел.
Ни на узкой улочке перед музеем, ни перед тусклой витриной «Стерна», ни в полупустом пансионате. А если я вдруг ловил на себе чей-то взгляд, это оказывался случайный зевака.
Вечером я отправился на вокзал.
На этом, собственно, моя работа кончалась.
Войду в вагон, проследую три перегона и на стоянке провинциального автовокзала найду машину, оставленную Джеком Беррименом. Вот и все, что оставалось сделать, потому что человек, который должен был подойти ко мне в городке Спрингз-6, так и не подошел.
И поезд не выглядел перегруженным.
Несколько фермеров (из тех биверов, что тянут гласные особенно долго) с плетеными корзинами, да компания малайцев (так я почему-то решил) – вот все пассажиры. Малайцы оказались все, как один, плосколицые и темноглазые, с выпяченными толстыми губы – кем им еще быть, как не малайцами? И волосы – прямые, чуть не до плеч. Они быстро, по-птичьи, болтали, я расслышал несколько слов –
Впрочем, фикусы, острова, вулканы, какое мне до них дело?
Со стороны гор тянуло пронизывающим ветерком. Я подошел к кассе и постучал по толстому стеклу. Кассир, не старый, но уже прилично изжеванный жизнью (явно из неудачников), опустил на нос очки и вопросительно улыбнулся. До меня никак не могло дойти, почему он сидит в этой дыре, почему не покинет свою застекленную конуру. Взял бы пару кольтов в музее огнестрельного оружия и устроил приличную бойню на фоне подожженной бензоколонки. Наверное, решил я, он из коренных биверов. Таких никуда не манит. И лицо бобровое, в усиках. Уверен, что будь у него хвост, хвост оказался бы плоский.
– Откуда тут эти коричневые братцы? – спросил я у кассира, заказав билет. – Тут же не Малайский архипелаг.
– А они что, живут на островах?
– А где им еще жить? – пожал я плечами.
Теперь уже и кассир пожал плечами:
– Ну и пусть посмотрят мир.
– У вас всегда так пусто?
– Иногда бывает, – протянул кассир (настоящий коренной бивер). – Но на самом деле Спрингз-6 не такое уж глухое место.
– Все равно наплыв пассажиров вам не грозит.
– Для нас лишний десяток – уже наплыв.
Я молча сунул в окошечко десятидолларовую банкноту.
Кассир принял ее как бы нехотя, но посмотрел на меня внимательно.
– Если кого-то ждете… Гляжу, прохаживаетесь один… Может, и дождетесь… Зрение у меня уже не то, скажу вам честно, совсем ни к черту… Но терпеливый человек своего дождется…
Вот и сиди в своей конуре, подумал я, но сунул в окошечко еще одну банкноту.