Записки промышленного шпиона (сборник)

Старик не ответил. И я тоже умолк, потому что в смутном отсвете фонаря увидел деревянный домишко, каких в Итаке когда-то было много. Домишко покосился, каменный фундамент оброс липкой зеленью, а невдалеке торчали из песка черные как уголь останки разбитой шхуны.

Это, несомненно, была «Мария» старого Флая.

Но уже не так далеко выли сирены санитарных машин. Некогда было взирать на обломки далекого прошлого. Оттолкнув старика, я ступил в маслянистую грязную воду. Только бы не угодить в илистую яму! Я брел во тьме, иногда по шею в вонючей воде. Я хрипел, но не останавливался. Я пытался не дышать, а потом всем ртом хватал мерзкий прокисший воздух. Я не хотел попасть в руки Габера или старшего санитарного инспектора, и это здорово меня поддерживало.

Когда, измученный, выдохшийся, я выполз наконец на песок на другой стороне бухты, в колонии моргачей вовсю мелькали многочисленные огни. А выше, гораздо выше, скорее всего над Святой площадью, проступали сквозь влажный воздух знакомые очертания неоновых букв:

ШАМПУНЬ…

ШАМПУНЬ…

ШАМПУНЬ…

Я представил себе растерянную физиономию Габера, его промокшие от пота локоны, и блаженно растянулся на теплом песке. Дождь, вдруг полившийся с темного невидимого неба, оказался кислым, противным на вкус, но он не мог испортить мне настроение. Я знал, что вертолет Консультации кружится где-то вблизи, в черном, сожженном кислотами небе. И Джек Берримен не может не заметить меня. Он обязательно меня заметит. Ведь он ищет не просто Эла Миллера. Он ищет свою удачу, он знает, что за ней стоит:

ВОСЕМЬ ПРОЦЕНТОВ!

...

Р. S.

Шеф, доктор Хэссоп, Джек Берримен, Кронер-младший и я расположились в демонстрационном зале.

– Эл, – попросил шеф, – внимательно посмотри фильм. Собственно, это еще не фильм, это только нуждающиеся в монтаже эпизоды. Но уверен, ты что-нибудь нам подскажешь.

Он подал знак, и сноп лучей выбросился на экран.

Прямо на нас глянуло жуткое, с выпученными глазами, лицо моргача, ухватившегося за ноги рвущегося голубя.

Мертвые дюны, ядовитая слизь, сочащаяся по бетонным желобам, ржавые трубы на каменных быках, низвергающие в бухту мертвую блевотину комбината «СГ»…

– Неплохо бы добавить нежной океанской голубизны… – подсказал я. – И белоснежные паруса шхуны «Мария».

Шеф согласно кивнул.

Плоский берег… Горбатая тень пьяной рыбы…

Тусклые лица завсегдатаев бара «Креветка», разбитое лицо доктора Фула, таблицы химических анализов, мерзкие домишки резервации моргачей, цветные дымы над трубами. А потом на фоне этих мертвых пейзажей, на фоне серых песчаных кос, забросанных омерзительной зеленой слизью, возникло энергичное живое лицо еще не старого, уверенного в себе человека. Улыбаясь, он бросал в озеро крошки раздавленной в ладони галеты…

– Президент «СГ», – пояснил Джек Берримен.

По уверенному лицу президента пополз черный титр:

ГОМО ФАБЕР…

Он обрывался многоточием.

...

…ПРОТИВ ГОМО САПИЕНС…

И мы увидели… Нойс!

Она стояла над пузырящейся кромкой ленивого гнилого наката.

На ней был красный купальник, ослепительный даже на ее загорелом теле.

Океан пузырился, он цвел, он выдыхал гнилостные миазмы. Он был мертв. Казалось, Нойс тонет в его тяжелых испарениях. Она задыхалась. Ей нечего было противопоставить смерти.

– Кто эта красавица?

– Моргачка, – ответил я.

Повинуясь замыслу шефа (он хотел найти в Итаке ад), энергичное лицо президента «СГ», нежное лицо Нойс и мерзкая маска рыдающего моргача начали медленно совмещаться, образуя какое-то новое уродливое, отталкивающее лицо, крест-накрест перечеркнутое титром:

БЛАГОДАРИТЕ «СГ»…

ЧЕЛОВЕК БУДУЩЕГО…

«И не бросайте окурки в унитаз… – вспомнил я. – Смывая их, вы теряете от пяти до восьми галлонов чистой, всем необходимой воды…»

Вспыхнул свет.

– Эл, – шеф доверительно улыбался, – для комбината «СГ» и для военного министерства мы смонтируем ленты по-разному. Ты добыл значительный материал. Чрезвычайно значительный. Ты здорово поработал. – И так же доверительно протянул руку: – Восемь процентов наши.

Ловля ветра

1

Молчание, Эл, молчание. Нарушая молчание, ты подвергаешь опасности не просто самого себя, ты подвергаешь опасности общее дело.

Альберт Великий

(«Таинство Великого деяния») в устном пересказе доктора Хэссопа

Чем дальше на запад, тем гласные мягче и продолжительнее.

Пе-е-ендлтон… Ло-о-онгвью… Бо-о-отхул… Тяни от всей души, никто не посмотрит на тебя как на идиота, потому что бобровый штат всегда осенен мягким величием Каскадных гор.

Но железнодорожная станция Спрингз-6 пришлась мне не по душе.

Полупустой вокзальчик, поезда, стремительно пролетающие мимо, старомодный салун…