Дай бог, если он не нашел свои деньги, а если нашел, то не растратил. Я хотел, чтобы он вернул деньги Консультации. Не государству, не компании «Нортуэст эрлайнз», а Консультации. Не окажись мы среди коричневых братцев, я вывел бы Шеббса в тамбур и каблуком наступил на ногу. Прекрасный способ разговорить любого. Раздавил пальцы, и он твой! А если, рыча, бросится в драку, тогда ты просто собьешь его с ног и покажешь, кто истинный хозяин положения.
Но я ничего не мог.
Ожидание – вот все, что оставили коричневые братцы.
Я был отрезан от Консультации, от Джека Берримена, у меня не было оружия, в любой момент меня могли пристрелить.
«Но я этого не допущу», – хмуро подумал я.
Откинув голову, я долго смотрел на скучный потолок вагона. Или на кровлю? Я запутался, не знал, как сказать правильно. Впрочем, не все ли равно – кровля или потолок? Я увидел, что вагон совсем новый, его, может, впервые выпустили на линию. Он не был еще ни закопчен, ни запачкан. Все было чистенькое и блестело. Машинально я опустил взгляд и увидел светлую кожу сиденья.
Светлую, да… Но этот рисунок… Вчера я вел себя как дикарь…
Я почувствовал странный толчок в сердце и уставился на рисунок.
Ну да, алхимический символ ртути. Я сам нарисовал этот правильный круг с прямой ручкой-крестом, а сверху полумесяц – рогами вверх. И круг – аккуратный, украшенный лучиками и жирной точкой в центре – тоже рисовал я. Золото… Тело пурпурное, муж зрелый, свет горний… Я даже вспомнил, как легко скользила авторучка по упругой коже, оставляя на ней отчетливый, ясно различимый след.
Но теперь все выглядело несколько иначе. Теперь, как бы продолжая предполагаемый ряд, завершая некую магическую формулу, между символами ртути и золота было аккуратно пририсовано нечто, что я сперва принял за еще один неряшливо начертанный круг.
Но на самом деле…
На самом деле это были две пожирающих друг друга змеи…
Если быть совсем точным, одна из них должна была оказаться красной, другая – зеленой, но рисовавший пользовался всего лишь одноцветной авторучкой, она и сейчас валялась в щели между сиденьем и спинкой кресла.
Уроборос…
Великий магистерий…
Знаменитый философский камень…
Как ни странно, но именно этого знака не хватало в намеченной мной последовательности.
Но я же не рисовал ничего такого! Золото – да. Ртуть – да. Но не философский камень! Я не рисовал этого. Я был убежден, что не мог сделать этого, даже впав в забытье. Я умел себя контролировать. А если так…
Я осторожно поднял глаза и прошелся взглядом по безмолвным лицам заполняющих душный вагон пассажиров. Не похоже, чтобы трудолюбивые и нравственные фермеры-мормоны были причастны к столь небогоугодному делу. Не думаю, чтобы кто-то из них мог увлечься алхимией. К тому же врожденная хозяйственность никогда не позволила бы им испортить новое кресло.
Может, тот пьяный франт, от которого несло магнолиями?
Нет, его давно увели. И мамалыжник из Теннесси тоже не успел посидеть на моем месте.
Тогда кто?
Уж конечно, не маленький Триммер, решил я, с его бульдожьей челюстью и выцветшими глазками. И не старики, понуро опустившие голову. Я весь был полон сомнений. Кто-то из находившихся в вагоне, непременно, разбирался в алхимических символах. Это мог оказаться учитель химии… Его могли заинтересовать начертанные мной знаки, и он продолжил ряд… Но почему в последовательности?..
Я не успел обдумать пришедшее в голову. Мрачный Пауль встал рядом:
– Что, пришло время помолиться?
Я вопросительно поднял брови, и Пауль выругался.
Он держался грубо, я видел, что он нервничает. Что-то его мучило, он мне не нравился. Ко всему прочему он, похоже, твердо решил спровадить меня на тот свет. Не скрою, меня это не устраивало. К счастью, раздвинулась дальняя дверь и в вагон вошли еще два малайца. Если они за мной, сразу подумал я, им придется вести меня по узкому проходу. Наверное, руки мне они развяжут. Первым надо ударить того, кто идет сзади, – локтем – и забрать у него автомат. Стрельбы будет много, стрелять придется в упор, кто-то из пассажиров непременно пострадает, но других вариантов нет. Я не собирался приносить себя на алтарь свободы Южных Молукк.
Малайцы остановились и поманили Пауля.
Краем глаза я отметил, что Шеббс проснулся.
Правда, я уже не верил, что это был Шеббс. Слишком велика была вероятность, что символ философского камня нарисовал он. А детский приют и тюрьма не дают таких знаний.
– Кажется, я на очереди.
Шеббс медлительно, но так просто и определенно кивнул мне, что у меня сжалось сердце. Этот человек в старомодном долгополом пальто явно знал что-то важное, что-то недоступное для меня. И это позволяло ему не нервничать и не торопиться.
– Пауль! К Роджеру!
Я облегченно вздохнул.
Мне не нравился Пауль. Он мог застрелить меня прямо в вагоне. Но я хотел жить. И теперь я еще хотел вытащить отсюда человека в долгополом пальто, кем бы он ни оказался. А если получится иначе… Я искал ключ… Надо оставить какую-то отметку для Берримена… Он поймет… Если, скажем, вот такой нелепый человек, как мой сосед, явится к Берримену, Джек догадается…
Я искал.