– Если наполняются тучи, то на землю дождь они проливают, и если упало дерево, на юг ли, на север, то дерево – там, куда оно упало… Следящий за ветром не будет сеять, и глядящий на тучи не будет жать…
Чистое безумие!
Заклеенные газетами окна, бледные, одутловатые, усталые, отчаявшиеся лица, пустые глаза, душная тишина, и этот негромкий голос:
– И приблизятся годы, о которых ты скажешь: «Я их не хочу»…
Маленький Йооп, глубоко натянув на лоб берет, сидел на корточках в углу и напряженно прислушивался. Малаец тоже выглядел измотанным, но над его головой не торчали взлохмаченные седые волосы, и он не старался сказать своим голосом больше того, что мог сказать. Второй малаец сидел рядом с ним. Его имени я не знал. Он нервно ухмылялся, и его неровные мелкие зубы сильно выдавались вперед. Не слишком привлекательное зрелище, но, в отличие от Пауля и того же Йоопа, он иногда наделял нас скудной информацией. Это от него мы узнали, что поезд окружен пехотной армейской частью (там были и сотрудники секретных служб), а в Голландии события еще не закончились – приятели коричневых братцев крепко удерживали в руках захваченное ими представительство Индонезии.
– Малого холмика станешь бояться, и препоны будут на дороге, и цветы миндаля опадут, и наестся саранча…
И наестся саранча… Я покачал головой.
Несколько раз над поездом с ревом проносился армейский вертолет.
Если солдаты начнут прыгать на крыши вагонов, Йооп и его напарник все равно успеют нас перестрелять – еще до того, как кто-то из солдат, не догадываясь ни о чем таком, рванет, разводя, ручки заминированной малайцами двери.
– Йооп, – позвал кто-то из фермеров, – Йооп, принеси льда.
Малайцы оторопели. Но фермер, щеки которого давно потеряли всякий румянец, приподнявшись, повторил:
– Принеси мне льда, Йооп. У меня внутри горит.
– Хочешь, чтобы тебя сунули в холодильник? – Йооп рассердился.
Фермер-мормон затряс головой, его белесые брови задергались. Он сразу пришел в себя. Неимоверно растягивая гласные, он переспросил: «Ле-е-ед? Какой ле-е-ед?» И потряс головой: он устал, он ничего не понимает, у него все болит. «У меня ноги распухли, – сказал он, – вот, посмотрите». И действительно показал голые ноги. Не так уж и распухшие, но вид у них был не блестящий.
– Послушайте, – шепнул мне из-за спины Шеббса похожий на богомола сухой нелепый старик. – Надо кончать все это.
Я удивленно воззрился на него:
– Как это?
– Когда меня привяжут к бомбе, – он кивнул в сторону медных цилиндров, – я крикну вам, чтобы вы ложились, а сам взорву снаряд. Вот будет суеты! – по-старчески довольно хихикнул он. – И вы все разбежитесь.
Я хмыкнул:
– Как вас зовут?
– Дэшил, – с удовольствием ответил старик. – Просто Дэшил. Запомните мое имя.
– Ничего я не стану запоминать, Дэшил, – строго сказал я. – А к бомбе вы не подойдете. Придумайте, что хотите, я вижу, вы человек с воображением, но к бомбе вы больше не должны подходить, это я вас предупреждаю. – Я намеренно понизил голос. – А если вы ничего не придумаете, Дэшил, и вас поведут к бомбе, я найду способ переломать вам все кости. В вашем возрасте они плохо срастаются. Нас не устраивает память о вас, Дэшил. Если вы спросите – почему? – я отвечу: мы должны заплатить за память о вас своей жизнью, а нас это не устраивает. Я переломаю вам все кости, Дэшил. Вы меня поняли?
– Да, – смертельно обиженный, испуганно пискнул он.
– Ложись!
Это крикнул Йооп.
На этот раз за стенами вагона стучал пулемет, пули рвали обшивку вагонов.
Но никто в нашем вагоне не лег на пол, никто, кроме старого Дэшила. Было ясно, что солдаты не станут стрелять по заложникам.
– Нас пытаются освободить, – шепнул я Шеббсу.
– Нет, – медлительно возразил он, – это они застрелили Пауля.
– Солдаты? – не понял я.
– Малайцы.
– Йооп, – крикнул я, – что там произошло?
С первыми выстрелами маленький Йооп исчез в тамбуре, но вернулся. Наверное, он тоже стрелял по солдатам. Он мог не отвечать мне, но почему-то ответил:
– Это Пауль. Он не выдержал напряжения.
– Сбежал?
Йооп внимательно посмотрел на меня. Его глаза были воспалены. Он не угрожал и не запугивал.
– Отступников мы убиваем.
– И вы убили его?
– Разумеется.
– А мы? Долго вы будете держать нас взаперти?
– Пока не получим гарантий.
8
Не начинай Великого деяния, не запасшись средствами и уверенностью. Без средств и уверенности ты только приблизишь неизбежную смерть. А это и есть главное поражение.
Я никак не мог выбросить из головы мысли о Шеббсе.