Папа спас, кстати. Я выпила тридцать таблеток клофелина. Где взяла? У нас дома лежали, давление сбивать. Мама на даче была, папа у бабушки. Я и решила. Веришь, тогда так серьезно решила, даже записок не оставляла, ни к чему это все.
А папа приехал от бабушки случайно, на минутку буквально, что-то взять хотел. Я к тому времени сутки спала. Он пришел, начал меня будить, понял, что разбудить меня нельзя, и вызвал «Скорую». Они сказали, что еще бы буквально чуть – и начались бы уже необратимые изменения. Меня и забрали. Я крепкая оказалась.
Менты еще потом приходили, ну, знаешь, несовершеннолетняя травится… Кто, что, из-за чего, мол, доведение до самоубийства. В итоге сошлись: я им написала, что по неосторожности выпила пачку анальгина. По не-ос-то-рож-нос-ти… Ну да. Им-то этот гемор ни к чему. Так…
– А Костик?
– Костик? Костик ни разу не пришел.
– А знал вообще?
– Что в больнице – знал, что отравилась – знал… А так… нет, наверное. Кто ж ему скажет? Да и зачем?
Я потом уже в училище ушла, там мужа будущего встретила, ну и так…
– С мужем не живешь уже? – глупый вопрос, и так было ясно, что нет.
– Неа, – она снова потянулась за сигаретой, – он сел. Друга прирезал.
– Друга зачем?! – это был какой-то трэш.
– А я с ним спала. Муж узнал. Не насмерть прирезал, но так, серьезно… Потом у меня еще один муж был. Короче, это уже скучно…
– Знаешь, – она вдруг повела телом, давая понять, чтоб я слезла, – я вызову такси. Не хочу до утра оставаться. Какой там у тебя адрес?
Она встала и потянулась к телефону.
Я продиктовала адрес. И, когда она положила трубку, спросила вдруг:
– А мама твоя сейчас где?
– Я с ней живу, – усмехнулась она, – мама уже старенькая. Папа умер. Еще пять лет назад. Считай, два раза меня замуж выдать успел…
Она оделась и ушла. И я закурила.
Обещать – не значит жениться
У меня была знакомая – Любочка. Не подружка, нет. Так, подруга подруги. Пили вместе иногда.
Во мне она видела добрую душу и свободные уши. Не знаю уж сейчас, что привлекало ее больше.
Ну так вот, было у Любочки давнее прошлое, которое, по сути, ничего уже не значит.
Когда-то Любочка работала в салоне красоты администратором.
То есть она как бы и не парикмахер была, и не мастер маникюра, но торчала целыми днями в небольшом, но приличном салончике. Контингент разный – девочки, редко мальчики…
Все больше приличные, но никак не элита.
Кстати, Любочка должности таки соответствовала. Длинные волосы, мастерски затонированные в «натуральный» каштан, грамотный макияж, ухоженные ногти. Симпатичная дамочка, очень.
И вот однажды, давным-давно, двенадцать лет назад, в салон к Любочке пожаловал дядечка. Ну, то есть, он как бы не к самой Любочке пожаловал, а заскочил подстричься туда, где мимо проезжал.
Любочка потом рассказывала, что и не обратила бы на него внимания, но дядечка начал с заметной регулярностью возвращаться.
Где-то после третьей встречи Любочка заметила, что дядя к ней неравнодушен. И пригляделась.
И понеслось.
Дядечка водил Любочку по ресторанам, целовал ей ладошки и дарил букеты охапками. Букеты, между прочим, дядечка доставал из собственного «Мерседеса» при каждой встрече. Любочка была вне себя от счастья.
Иногда они проводили вместе выходные, иногда ездили за город. Как-то даже успели сгонять в Китай на недельку – у дядечки там были страшно важные дела.
Омрачало Любочкино счастье лишь одно незначительное, но невероятно мерзкое обстоятельство.
Дядечка был давно и прочно женат. Жену, по его же словам, не любил, но воспитание четырехлетнего сына не позволяло дядечке бросить женщину, шедшую с ним рука об руку всю их долгую совместную жизнь.
Любочка терпела, когда в Новый год ей приходилось вздыхать в одиночку на маленькой кухоньке. Терпела, когда раз за разом любимый дядечка доставал новую пачку презервативов, на которые у Любочки была жесткая аллергия.
Терпела тишину телефона и ждала, пока он сам позвонит, потому что самой ей запрещалось набирать его номер без веских и таких что-лучше-б-и-не-было причин.
Раз в пару месяцев Любочка устраивала концерты с истериками. Ну, как обычно, да.
Она лила слезы ведрами и выкидывала тапочки, которые дядечка покупал себе каждый раз после примирения.
И каждый раз, успокоившись, она спрашивала его о будущем, их совместном будущем.
И каждый раз дядечка говорил ей, что осталось подождать чуть-чуть, совсем немного, еще капелюсечку.
Знакомая история, короче.
И каждый раз дядечка, в доказательство серьезности своих намерений, устраивал Любочке романтический вечер, полный шампанского, тигровых креветок, поцелуев безымянных пальчиков на левой ноге и феерического секса. Любочка снова верила и снова ждала.
А время шло. И потом снова были дежурные скандалы, выкинутые тапочки, шампанское, креветки и обцелованные пальчики. И обещания-обещания-обещания.
Незаметно вырос его четырехлетний сын. И тут бы дядечке уйти от ненавистной жены и прибиться к Любочке, но…
Сына надо же поставить на ноги, там институт и все такое… И уж потом…
Ну, в общем, ничего принципиально нового.
Любочка себя не обманывала.