Записки prostitutki Ket

На вторую встречу я летела. И спустя час, за тем же столиком, когда он, глядя мне в глаза, хрипло сказал: «Поехали, сучка, я тебя трахну», я была в таком кисельно-томном состоянии, что чуть, ей-богу, не забыла куртку.

О, это была страсть!

Всю дорогу в такси мы целовались. Он был так восхитительно груб…

Через полчаса мы были у него.

В комнате был эротичный полумрак, мой герой сидел напротив в джинсах и рубашке.

Я полулежала на кровати перед журнальным столиком, свесив ножку на пол, и пила вино; я была уже почти голая и согласная; я уже чувствовала, как он схватит меня грубо этими сильными руками, завалит и сделает все, что хочет… Да что там, я была мокрая насквозь.

Он сидел напротив, как-то слишком серьезно смотрел мне в глаза, и в тот момент, когда стало ясно – у меня там уже можно рыбок запускать, он схватил бокал, нервно глотнул, и…

…Упал на колени. Ну да, шарахнулся на пол, наклонился, подполз и схватил губами большой палец на моей ноге.

Я взвизгнула и обалдела.

Он выпустил мой палец, по-щенячьи глянул мне в глаза и громко зашептал:

– Хочешь, я буду твоей шлюшкой?

– Эээ… кхх? – спросила я и подумала, что челюсть мою, пожалуй, стоит ловить где-то возле пола.

– Делай со мной все, что хочешь, моя госпожа. Я буду делать то, что ты скажешь. Я твоя маленькая шлюшка…

– Эээмммм… а ты не хочешь меня трахнуть? – я, как дура, все еще надеялась, что в нем проснется тот грубый альфа-мачо, который сидел рядом со мной чуть меньше двух часов назад.

Он стоял на коленях и молчал.

– Эээй, может, ты встанешь? – потихоньку раздражалась я.

Он помотал головой и тускло спросил:

– Я тебе не нравлюсь?

Вот это ж надо было так попасть!

Я люблю сильных, властных, грубых мужчин. Я люблю, чтобы меня покрепче…

Но оно, вот это вот, стояло тут на коленях, потому что, блин, мой внутренний голос два дня назад мне нашептал: «Вот это, Катька, мачо…»

Внутренний голос, сволочь, хмыкнул, стыдливо забился в уголок и сказал: «Прости, ну облажался…»

Ситуация была комичная. Я сидела в одних трусах и в шоке, а мой коленопреклоненный мачо, похоже, и не думал вставать.

– Ну… – неопределенно сказала я, – нравишься, но… я как-то рассчитывала на другое.

– Ты не можешь быть госпожой? – безнадежно спросил он.

– Нет, я-то все могу, – взорвалась я, – но ты бы хоть предупреждал заранее, что ли…

– Прости, – шепнул он и потянулся целовать мою ступню, – прости свою маленькую шлюшку…

Расстегнул ремень и начал стягивать джинсы. Он был без трусов.

– Ты меня накажешь? – спросил он с надеждой.

– Ремнем, что ли? – вдруг развеселилась я.

– Хочешь, ремнем, – шептал он, – а хочешь… сейчас…

Он подскочил и растворился в другой комнате.

– Бля! – сказала я вслух.

Мой прудик пересох, и рыбки сдохли.

Вернулся он с наручниками, довольно крупным фаллоимитатором и тюбиком дешевенького крема. Для рук.

– Ты бы смазку купил, что ли, – скептически хмыкнула я, – копейки ж стоит.

– Прости, – залепетал он, – на следующий раз возьму.

Снял джинсы, встал на четвереньки и уткнулся в пол…

И в следующий час я отрабатывала вполне себе рабочую программу и думала, что это ж надо иметь такое дурацкое счастье, чтобы из всего, блин, пятимиллионного города умудриться познакомиться именно с таким – со шлюшкой, ползающей на коленях, смотрящей в пол и визжащей от восторга с крупными предметами в непредназначенных местах.

– Слушай, – заорала я из ванной, отмывая потом руки от крема, – а зачем был этот цирк в кафе? Ты что, не мог сразу сказать, что ты такой?

Я вышла из ванной и начала одеваться.

– Ну неет, – проблеял он, все еще лежа враскорячку на полу, весь в этом белом креме, – я и правда люблю пожестче, а это… ну… вот… я…

– Ага, – съязвила я, – вот только надо было уточнить, кто кого будет пожестче. Мачо, блин!

И вызвала такси.

Ко мне он так и не притронулся. Да я уже и не хотела.

Считай, бесплатно отработала вторую смену.

Карма, да?..

Вуду-пипл

Ангелина ревела некрасиво, по-бабьи, размазывая темные, пополам с тушью, слезы.

Сморкалась, вздыхала, всхлипывала и подвывала, обтирая измызганной салфеткой опухшее пятнистое лицо.

Пожалеть ее не хотелось.

Дать подзатыльник, встряхнуть и наорать – хотелось.

А пожалеть – нет.

Хотя какая она, к черту, Ангелина.

Люська ее зовут.

Люська – она Люська и есть.

А Ангелина – это так, рабочее. Ну, как сказать клиенту, что тебя зовут Людка?

Людке-Ангелине тридцать один. Возраст, когда уже можно набраться ума.

Но, когда раздавали мозги, она стояла за попой. И попа ей досталась красивая. А к попе, бонусом, способность думать ею же. Бонус не самый прикольный, чего уж.

Долго рассказывать, как и почему мы оказались в одной компании, да и неважно.

Люська ревела по-бабьи, размазывая слезы.

Азиз снова от нее ушел.

Азиз – таджик, жену имеет, таджичку, живущую с ним же, и двоих детей.

Он пользует Люську раз или два в неделю, и вот уж третий год клянется, что однажды уйдет от жены и женится. На Люське.

Непременно.

А пока что – пусть будет все как есть.

Люська зарабатывает телом, а он – как стрельнет – устраивает ей игрушечные ревности: бьет мебель и посуду в ее съемной квартире, за которую, конечно же, не платит.