Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки

– Военный министр Эстонии Курвиц, утвердивший смертный приговор Яна Томпа, найден лежащим пьяным на улице.

1924

Привычка свыше нам дана

Латвийский военный атташе на приеме у т. Троцкого стащил со стола записную книжку.

Следующий свой визит бравый атташе собирался нанести тов. Чичерину.

Поэтому с раннего утра в Наркоминотделе водворилась паника.

Завхоз рвал и метал:

– Немедленно снять с окна портьеры! Я за пропажу буду отвечать, что ли? Они у меня по описи! Уедет атташе, тогда снова повесим. Иван, уберите со стола чернильный прибор. Он бронзовый. Что? Секретарю надо писать? Тогда позовите слесаря. Пусть прикует цепочкой к столу. Ничего не поделаешь, экстренные расходы по приему латвийского атташе.

Работа кипела.

Хорошую мебель перетаскивали в дальние комнаты и там запирали. Машинистки преждевременно и без всякого аппетита пожирали свои бутерброды.

– Чтоб не пропадали зря. А то он все равно утянет.

За полчаса до налета атташе суматоха достигла высшего предела.

1924

Белые комики

– Итак, мадам, вам придется выехать за пределы Бельгии!

Гонимая мадам Диксон жалобно воззрилась на прокурора:

– Куда я поеду? Никуда я не поеду!

– Поезжайте во Францию.

– Оттуда меня уже выслали.

– Ну, в Голландию!

– А Красин туда поедет? – вкрадчиво спросила гонимая мадам.

– Не знаю, не знаю! – обозлился прокурор. – Можете в Германию, если Голландия вам не подходит.

На Германию Диксон изволила согласиться.

– Итак, мадам, до свиданья.

Но Диксон не уходила.

– А револьвер вы мне отдадите? Я женщина бедная! Согласитесь, не могу же я покупать каждый раз новый. Я слабое создание, меня всякий может обидеть. В Париже отобрали, вы отобрали. Не могу же я палача внешней торговли убивать холодным оружием. Конечно, меня всякий может обидеть. Я слабое… – Сержант, – взвыл прокурор, – немедленно проводите мадам на самую границу!

Тем временем советские дела заставили полпреда выехать в Германию.

Через сутки поезд тяжело втягивался под купол берлинского вокзала. Мимо окна плыли лица встречающих.

– Диксон тут?

– А как же! – весело кричали из толпы.

– Комичная баба! – вздохнул полпред. – Покуситься хочет?

– Обязательно! Как же ей не покуситься? Сейчас стрелять будет!

Поезд брякнул и остановился.

Тов. Красин вышел из вагона.

Настала торжественная минута покушения.

Но выстрела не последовало по двум причинам. Первая – Диксон сейчас же арестовали. Вторая – мадам была вооружена только перочинным ножиком.

– Звери-большевики меня разорили! – вопила уводимая мадам. – Револьвера купить не на что!

Прежде чем ее выслали из Германии, она успела написать т. Красину записочку с просьбой о выдаче ста марок.

– На револьвер просит! – вздохнул полпред. – Фу! Надоела до отвращения.

Последняя встреча полпреда с уважаемой террористкой состоялась в Риме, куда по делам приехал т. Красин.

То есть встречи не было.

Встреча не состоялась по техническим условиям.

Толпа темпераментных итальянцев толпилась у вагона Красина. Диксон среди встречающих не было.

Мадам стояла у самого здания вокзала и жалобно скулила:

– Подайте монетку бедной убийце большевистского тирана. Подайте на построение перронного билета. Подайте сиротиночке. Не пускают сиротиночку на перрон без билета. Из-за пятака не может состояться убийство тирана. Подайте.

Носатые итальянцы насмешливо улыбались и проходили мимо, не останавливаясь.

1924

Снег на голову

Бытовая картинка

Рабочие жалуются на непорядки в амбулаториях.

Из писем рабкора

Бывает и такой снег на голову, что болит у рабочего зуб.

Ветром надуло. А может быть, просто испортился.

Не стану хвалиться, но боль держалась такая, будто мне петухи десну клюют. Так что в голове шум и невыносимое кукареку.

Про девицу в амбулаторной приемной я ничего не говорю.

Есть там такая, в малиновой кофте. Она записки пишет. Пусть пишет. А у меня зуб. Мне рвать надо. Я прямо в кабинет.

Сижу я в кабинете, уже закрыл глаза и навеки простился с семейством. А врач вдруг кладет орудие – клещи на полку и говорит:

– Напрасно вы рот открыли. Закройте. Я вам ничего драть не могу.

– Почему?

– Больных мало.

– Как мало? А я ж кто такой? Меня вам мало?

Оглядываюсь и вижу, что сижу на какой‐то чепухе. Не зубное кресло, а просто стул, обыкновенный кусок дерева.

– Тут нужен специально больной, чтобы держал его за спинку.

– Пусть, – говорю, – малиновая девица держит.

– Невозможно. Она у нас нервная и от одного вашего вида может в истерику впасть.

Сижу. Но тут пришел один, пломба у него, слава тебе, вывалилась.

Он хватает стул и держит его изо всей силы. Я открыл рот и кричу:

– Дергайте!

– Чего вы кричите? – изумляется врач. – Ничего я драть не могу. Мне еще один больной нужен.

– Зачем? – спрашиваю я. – Зачем вы меня мучите? У меня во рту вместо зуба пожар!

– А кто лампу будет держать? – спрашивает хладнокровный врач. – Нет у нас правильного зубного кресла и – никаких гвоздей.

Наконец приходит еще один парень с побитыми зубами.