Записки психиатра

Председатель на этот раз ничего не ответил и, пообещав дать заключение, вполне соответствующее просьбе Лунина, написал: «В целях правильного трудового жизненного устройства гражданину Лунину группу инвалидности снять. Лунин душевной болезнью не страдает, а является нервно-неустойчивой личностью со склонностью к алкоголизму».

В день выписки Лунин еще раз потряс окружающих бурным припадком. Разбитый, перевязанный, грозя убить меня первым предметом, какой ему попадет в руки, уходя, кричал:

— Не думайте! Это издевательство над больным вам даром не пройдет.

Не знаю, как в дальнейшем сложилась жизнь человека с «заслугами». Однако многие «Лунины» уже на трудовом пути и это заставили их сделать наши советские люди.

Мои знакомые

— Доктор! Наш милый, дорогой доктор! — воскликнула Мария Семеновна, открывая дверь.

— Мишка, Ларка, быстро раздевайте гостью! Светлые волосы выбились из-под косынки на тонкую шею Марии Семеновны. Ее светло-голубые глаза сияли радостью. Вытирая о передник красные от стирки руки, она улыбалась. Приятно было на нее смотреть. Она всегда успевала все делать дома, да еще и хорошо справлялась с работой машинистки большого книжного издательства.

Задевая старую ширму, ко мне ринулся широкоплечий, кудлатый Михаил Юльевич, муж Марии Семеновны. На нем, как всегда, была любимая вельветовая толстовка. Лицо его, со слегка выступающими скулами, оживленное блеском небольших черных глаз, казалось приветливым. Михаил Юльевич повел густой бровью и, улыбаясь широким ртом, решительно подошел ко мне. В крупных сильных руках Михаила Юльевича я едва успевала поворачиваться — так быстро раскручивался мой шарф, стягивались заснеженные боты, шуба, шерстяная кофта.

Из-за книжных баррикад выглянуло личико Лары, очень похожей на своего отца. Она тоже спешила обнять домашнего друга-доктора.

Ворох одежды был положен на сундук. Я чувствовала себя растворенной в этом радушии и семейном счастье. А что такое семейное счастье? С моей точки зрения, это желанная забота друг о друге, покой, общая трудовая цель и полное разделение счастья и горя, которое куда легче нести сообща.

Помыв руки и надев халат, я подошла к постели давно болеющей матери Марии Семеновны. Старушка Анна Романовна, пожелала, чтобы ее лечил знакомый доктор. «Других врачей, кроме вас, мама не признает», — заявила Мария Семеновна и ее милое лицо с тем особенным розовым оттенком кожи, какой бывает только у блондинок, выразило не то печаль, не то просьбу.

Это был первый, еще тяжелый год после Великой Отечественной войны. Мне приходилось много работать. У меня у самой болела дочь. Но как отказать в помощи, особенно, если она необходима?

Количество знакомых у докторов, как известно, велико. Как и все люди, они иногда болеют, ну, а в этих случаях доктора особенно нужны.

Два долгих зимних месяца, через день, невзирая на мороз и слякоть, я проходила длинную улицу на окраине города. Там жила эта знакомая мне семья Гуриных.

Много тяжелобольных можно вылечить или облегчить их страдания, если не забывать основной принцип медицины: «помогай природе». Есть и необходимое условие, при котором можно называться врачом, — это медицинские познания и внимание к человеку с памяткой совета древних: «не вредить».

По моему врачебному разумению, старой, теряющей память (в результате склероза сосудов мозга) Анне Романовне любящими домочадцами были созданы условия, в которых больная чувствовала себя легко, уютно, спокойно. Это были простые, доступные всем условия! Удобная постель, легкая, но питательная пища, обилие свежего воздуха, а главное, доброе, заботливое отношение близких.

Неплохо и подбодрить целебными средствами уставшее за целую жизнь сердце. Ах, сердце! Ты добрый, верный друг высочайшего повелителя природы — мысли. Тревожно, как птичка в клетке, бьешься ты на семнадцатой весне при слове «люблю»! Тяжело и глухо отбиваешь удары судьбы при потере матери, друга. Чутко вторишь горестной покаянной, слишком поздней мысли, оценившей человека тогда, когда его нет. А вот и жизненный крах, и ты, сердце, сжимаешься вместе с мыслью, отсчитываешь былые промахи, расплачиваешься за ошибки, лень, жажду легкой жизни без труда и усилий.

Конечно, склеротические кровеносные сосуды головного мозга Анны Романовны нуждались в активной, но осторожной помощи. Это было в моей врачебной власти.

Йодистые препараты, внутривенные вливания глюкозы были применены своевременно, и постепенно Анна Романовна становилась бодрее. Была она старушкой любопытной. Нам приходилось подолгу беседовать и, конечно, я ее успокаивала, как могла.