— Ну и… наша уважаемая библиотекарша в ответ на мой запрос достать мне что-нибудь Марины Цветаевой, Бальмонта или Фета — высказала гениальную мысль: уничтожить всех этих авторов и запрудить полки советских библиотек исключительно советской литературой… При этом она пыталась мне доказать, что «Первая любовь» Константина Симонова выше всего, что было создано всеми тремя поэтами, вместе взятыми…
— Вы, конечно, возмутились.
— Я не возмутился. Я просто процитировал ей Маринетти о поджигателях с почерневшими пальцами, которые зажгут полки библиотек… Библиотекарша общенародно обвинила меня в фашистских наклонностях… А я просто-напросто запел «Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей»…
— Послушайте, Ерофеев, вы не можете мне сказать, за что вы питаете такую ненависть к советской литературе? Ведь я не первый раз встречаю подобно настроенных молодых людей… Я думаю — это просто от незнания жизни.
— Да, наверное, от этого.
— И, вы понимаете, Ерофеев, — вот вы, наверное, еще не служили в армии? ну что ж, будете служить. И там вы поймете, что значит жизнь. Настоящая жизнь. И, вы представляете, — вы служите во флоте, ваша девушка далеко от вас, вы — в открытом море… И вот вся эта дружная, сплоченная семья матросов запевает песню о девушке, которая ждет возвращения матроса, — ну, одним словом, простую советскую песню — ведь вы с удовольствием подпоете… Уверяю вас — если вы попадете в хороший коллектив, вы сделаетесь гораздо проще… Гораздо проще…
— Не думаю… По крайней мере, мой, извините, духовный мир никогда не сузится до размеров того мирка, которым живут эти ваши любящие матросы.
— Гм… «любящие»? Узкий мирок? Вы, наверное, никогда не были любящим?
— Наверное.
— Почему — наверное?
— Тттак… Видите ли, — я вообще не собирался касаться интимных вопросов…
— Ну, ладно… Хе-хе-хе… Вы комсомолец, Ерофеев?
— Да… комсомолец.
— Авангард молодежи?
— Видите ли, я давно поступал в комсомол и… немножко запамятовал, как там написано в уставе — авангард или арьергард…
— Вы ммило шутите, Ерофеев…
— Да, я с детства шутник.
— Очччень жаль… оччень жаль… А вы не знаете, по какому поводу я спросил вас — комсомолец вы или нет?
— Откровенно говоря… теряюсь в догадках…
— Гм… «Теряетесь в догадках»… А ведь догадаться, Ерофеев, не слишком трудно… Знаете, что я вам скажу, — вы никогда не собьете с правильного пути нашу молодежь — и, пожалуйста, бросьте всю эту вашу… пропаганду…
— О боже! Какую пропаганду?!
— Ккаккой же вы милый и невинный ребенок все-таки! Вы даже не знаете, о чем идет речь! «Теряетесь в догадках»! Знаете что, Ерофеев — бросьте кривляться! Поймите ту простую истину, что вы стараетесь переделать на свой лад людей, которые прошли суровую жизненную школу и которые, откровенно вам скажу, смеются и над вами, и над той чепухой, которую вы проповедуете… Смеются и…
— Извиняюсь, но если я говорю чепуху, и все смеются над этой чепухой, так почему же вы так… встревожены? Ведь вы, я надеюсь, тоже прошли суровую жизненную школу?
— Я не встревожен, Ерофеев. Я тоже смеюсь. Но это не простой смех. Когда я вижу здорового, восемнадцатилетнего парня, который, вместо того чтобы со всей молодежью страны бороться за наше общее, кровное дело, только тем и занимается, что хлещет водку и проповедует какое-то… человеконенавистничество… — мне становится даже страшно! Да! Страшно! За таких, извиняюсь, скотов, которые даже не стоят этого!
— Чего — «этого»?
— Да! которые даже не стоят этого! Вы знаете, что мой отец вот таких вот, как вы, в сорок первом году расстреливал сотнями, как собак расстреливал?! Эти…
— Вы весь в папу, товарищ секретарь.
— А вы-ы не-е издевайтесь надо мной!! Не изде-вайтесь! Слышите!? Издеваться вы можете над уличными девками! Да! Издеваться вы можете над уличными девками! А пока — вы в кабинете секретаря комсомола!
— Извините, может, вы мне позволите избавить вас от своего присутствия?
— Я вас нне задерживаю — пожалуйста! Но, говорю вам последний раз — еще одно… замечание — и вас не будет ни в комсомоле, ни в тресте… Я сам лично поставлю этот вопрос на комсомольское собрание!
— Гм… Заранее вам благодарен.
— Не стоит благодарности! Идите!! И заодно опохмелитесь! От вас водкой разит на версту…
— А я бы вам посоветовал сходить в уборную, товарищ секретарь. Воздух мне что-то не нравится… в вашем кабинете.
15 марта
И все-таки.
Что бы со мной ни было, — никогда ничто меня не волнует, кроме, разве, присутствия Музыкантовой.
В этом смысле я следую лучшим традициям.
Прадед мой сошел с ума.
Дед перекрестил дрожащими пальцами направленные на него дула советских винтовок.
Отец захлебнулся 96-и-градусным денатуратом.
А я — по-прежнему Венедикт.
И вечно таковым пребуду.
16 марта
Ах, господа, мне снился сегодня очаровательный сон!
Необыкновенный сон!
Мне виделось, господа, что все меня окружающее выросло до размеров исполинских, вероятно потому, что сам я превратился во что-то неизмеримо-малое.