Записки раздолбая или мир для его сиятельства (СИ)

  - Раньше лучше было, - неоднозначно пожал плечами старый воин. Языки уже заплетались, но мы не торопились, проговаривая слова медленно. - Севернее сильно разбойники пошаливают, вот и боятся. По Светлой больше ходят. Ну, кроме как по воде не пройдёт. Разбой он, в-вашсият-тльство, торговле не способствует.

  - Но-но! Ты меня ещё макроэкономике поучи!

  - Мак-к... Чего?

  - Наливай, говорю.

  А вот тут он меня удивил. Пока я ещё не слышал про разбой в своих владениях. Хотя как граф обязан был знать в первую очередь. То есть, разбой в графстве - это ОБЩЕИЗВЕСТНО, а у меня проблемы как раз с общеизвестным. Мля!

  - Давай п-поподробнее. Где бесчинствуют? Сколько их? Как часто нап-пдают? На кого?

  Бывший десятник нахмурился, мысленно собрался и выдал:

  - Где - знамо где, у Кории, где ж ещё. Там дорога раздваивается - одна на Мериду идёт, через Санта-Магдалену. Одна на Овьедо поворачивает, к столичному тракту. Там и безобразничают.

  Почесал подбородок, хлебнул пива.

  - Кого и как грабят - неведомо, но если бы часто - там бы вообще не ездили. Но весь этот год слышал, раз пять-семь... Восемь, - уверенно произнёс воин. - Восемь раз, точно! И все разы с кровью - всех купчишек убивали. Не, ну и одиночные торгаши пропадают, не без того, но их-то кто считает?

  - А восемь это...

  - Ну, то купцы уважаемые! Гильдейские! Их все знают.

  Я непроизвольно сжал кулаки, борясь с очередным проявлением усиленного дара. И алкоголь как-то не очень помогал, скорее мешал. Но староста уже дошёл до кондиции и не торопился менять тему:

  - Так что в этот год готовьтесь, ваше сиятельство, цены на хлеб вниз поползут. Или легат начнёт пошлины на погрузку взвинчивать.

  - Зачем? - не понял я.

  - Ну, дык все по реке захотят приплыть, и в порту загрузиться. А значит и лодочники брать больше будут. И магистраты королевские за погрузку. Землёй же купцов меньше прибудет. Вот и придётся дешевле отдавать.

  Я таки вспыхнул. Правда в последний момент успел скинуть пламя в сторону, поджигая одиноко стоящий посреди двора тополь.

  - Ого! - Староста привстал с выкаченными в изумлении глазами. Мне же стало стыдно - взял и деревце спалил, которое никому не мешало. Наоборот, летом в зной тень давало.

  - Сколько должен за дерево? - буркнул я, окончательно беря себя в руки, видя, как из дома выскакивают люди и активно ограждают дерево от любых воспламеняемых предметов. А вот и сыновья Олафа, с топорами - сразу рубить принялись, в сторону, где можно быстро потушить.

  - Дык это... Не надо, ваша светлость, - махнул рукой староста, не напрягшись. А чего напрягаться - люди есть, проблему решают - его управленческая задача выполнена. - Новое посадим. А место вашим именем назовём и беседку туда перетащим. Будем токмо уважаемых людей сажать.

  В доме было три спальни и общая гостиная. Мне выделили дальнюю, непроходную спальню. Я попросил, что, если не стесняю - не уходить, так как они не какое-то скотобыдло, а верные мои вассалы. Дескать, не унижайте принижением своего достоинства. Так что семья старосты осталась, но дети вели себя будто шёлковые. Два сына, один с женой и мелким, второй сын пока без жены, и дочь с зятем. Как я понял, тут проще смотрели на то, что дочери в дом мужей приводят, это не зазорно, как в одной знакомой мне стране в недалёком прошлом. Почему? Наверное потому, что жизнь тяжёлая, любые руки не помешают. Сюда в любой момент могут степняки прийти, разбойный люд шалит, просто нехорошие люди, бывает, проезжают. Наёмники разные, солдатня, прочая сволочь. Кто угодно может забрести и напасть на одинокое селение, особенно если оно богато. Опасные места, наши степи. А раз так, то пусть дочь мужа приводит - лишний лук и лишний дрын при обороне не помешают.

  Оружие крестьянам иметь запрещено, но охотничий лук оружием официально не считается (правда воина в броне из него убить практически невозможно, разве случайно, но бездоспешного татя - вполне), рогатина - короткое толстое копьё - тоже, а топоры и деревянные дубины - сам бог велел. Так что даже крепостные имеют шанс отбиться, работая группой.

  Лекцию об этом, оформленную в виде воспоминаний бывалого ветерана и бывалого (уже) управленца села я как раз и слушал последние часа два после заката. Было очень интересно, пиво развозило всё более, и меня потянуло пофилософствовать. Ибо хоть я и был наполовину Ричи, плоть от плоти этого мира, но я был наполовину и Ромой, переполненным моральными терзаниями от вида средневековой несправедливости.

  - Слушай, Олаф, видно же, что заботишься о своих людях. Не потому, что графская собственность, а просто... Ну, не безразлично тебе, как они живут. Отчего так?

  Олаф почесал подбородок - он так всегда делал, когда собирал мысли в кучу и глубоко задумывался.

  - Дык, вашсиятельство, я ведь сам из простых, из крестьян. Королевских правда, но там жизнь тоже не сахар. И от рождения не Олафом звали, а Освальдо, это меня ваш дед, когда забирал, перекрестил. Ну, когда я ему жизнь спас.