Записки раздолбая, или Мир для его сиятельства

— Ой, бля-а-а! — схватился я за отбирую руку — эта сука оказалась в броне, а броня — под плащом, который противник, вбежав, не успел скинуть. Бронепоезд йэбаный!

Потом меня повалили, прижали к земле. А ещё чуть-чуть потом выкрутили руки за спину.

— Отставить! Отставить, я сказала! Вы что творите? Вы кого хватаете? Вот этих хватать! Этих, а не того! Это свой!

— Простите. Ваша милость!

Меня подняли и аккуратно поставили на место. И отпустили. Но за отшибленную руку, как понял, извиняться не будут.

В зале кто-то гомонил, кто-то выл, кто-то подвывал и вопил, но громкость вытья резко стала тише на порядок. Ибо по залу таверны отчего-то расхаживали злые люди в кольчугах и с обнажёнными мечами, а на таких не особо повоешь. Всего ворвалось шестеро человек, четверо стражей виконтессы, двое моих. Мои встали у выхода, довольно скалясь, а её люди приводили в чувство нашкодивших деток. И только после этого, когда порядок был наведён, а виновники выставлены или выложены рядком, внутрь зашёл дедок, наставник сеньориты. Боже, какой ненавистный взгляд! Родной, я к тебе тоже неравнодушен. Хозяйка заведения, миловидная вдовая баронесса, но не моя, служившая когда-то герцогу Мериде и отпущенная на вольные хлеба с отступными после смены хозяина замка (детей не успели оставить) бросилась к нему, запрашивая, что делать. Старикан перевёл глаза на виконтессу.

— Сеньоры, у вас есть три часа, чтобы покинуть Аквилею, — произнесла её милость, разглядывая побитых золотых деток сквозь суровый прищур Владычицы Мира. — С этого момента вам и вашим семьям запрещено появляться во всех коронных владениях, а также во владениях вассалов короля, за исключением прямого вызова со стороны его королевского величества, сроком на три месяца. Компенсацию за понесённый разгром оплатить. Марта, сколько?

— Двенадцать лунариев, ваша милость, — склонилась мгновенно сориентировавшаяся бывшая баронесса. М-да, двенадцать коров за четыре разгромленных столика. Ушлая девка.

— Оплатить сейчас, скомандовала виконтесса. И один из еле живых, но живых противников полез искать кошелёк. — Ты! — её пальчик сместился на меня. — Ты что творишь?

— Ты сама сказала, не убивать! Только до крови! — включил я дурака, скалясь. По притихшему и внимательно слушающему нас залу пробежал смешок.

— Я думала, ты вызовешь их на дуэль! — взвизгнула она.

— Моя прелесть, они не заслужили дуэли, — так же выкатив глаза, спокойно пояснил я. — А если встречу их ещё раз, и они не сделают выводов — вспомню, что рыбки в Белой некормлены.

Кто-то из сеньорит сопровождения попытался что-то вякнуть, но взглянув на разгневанную её милость, не стал.

— Расплатились? — Третий, самый ходячий из всех, отсчитывал хозяйке серебрушки. — Пошли вон! — рявкнула она.

Её воины сеньорам немного помогли. Повизгивающие девки, роняя слёзы в откуда-то извлечённые платки, устремились за парнями, помогая им.

— А-а-а. Э-э. Ыыыы! — прошмякал борзый, волком глянув в мою сторону. Я мило помахал ему ручкой: «Пока, родной!». Ага, боюсь! Аж трепещу!

— Сеньоры, прошу небольшую паузу, мои служанки уберут здесь всё, и начнём концерт, — сделала объявление повеселевшая хозяйка.

* * *

Эльфийка была… Слепая. Ага, как Гурцкая, только по-настоящему. В смысле стопроцентно. Глаза её были закрыты повязкой — чёрных очков тут изобретено не было. Её вывели две эльфиечки в возрасте, но помоложе — в смысле не молодые девочки, но сеньоры в полном соку. Усадили в одиноко стоящее в центре подиума мягкое кресло. Подиум небольшой, метров пять на три, высотой с полметра. Я по-прежнему оцениваю в привычных метрах, нахер местные измерительные системы. В руках у исполнительницы была… Лютня. Почти такая, как видел на картинках. Возможно размеры чуть отличаются от тех, которые помнил Рома, эта была ближе к гитаре, но это была не гитара. Струн то ли восемь, то ли девять, а натягивающих винтов аж четырнадцать. Некоторые пустовали.

Мы… Возлежали с Катрин, попивали на самом деле хорошее вино и молчали. «Южная принцесса» оказалось вином… Солоноватым. Но вкус «зашёл». Я прокручивал все наши разговоры в мозгу, начиная с цветов у церкви, и понимал, какой лопух. Ибо она ни разу не дала понять, что является не тем, кто есть. Это я не понял открыто произнесённого намёка.

Виконтесса! Сраная виконтесса! Приказывающая сынку герцога. Запрещающая всей его семье, включая не самого слабого в королевстве собственно герцога, появляться во всех коронных владениях. Три месяца не срок, но месяцы тут в полтора раза дольше, так что это немало. И все смотрят на это с благоговейным придыханием. Если бы наш юный король был женат, я бы даже не думал кто это. Но сукин сын Карлос пока, как и я, только бегает за юбками.

— Здравствуйте, дорогие мои, — сладким голосом произнесла эльфийка. — Я вас не вижу, но чувствую. И я чувствую вашу симпатию и ваше восхищение. Обещаю, сделаю всё, чтобы этот концерт стал лучшим в вашей жизни, — произнесла она и мягко улыбнулась.