Записки раздолбая, или Мир для его сиятельства

Голос — и голос. Самый обычный. И вообще эльфийка была самой обычной на вид. Ноги. Руки. Грудь размера третьего, если сделать скидку на поддерживающий эффект от корсета. Платье простое, не вычурное. Скажем, уровня небогатой баронессы, недешёвое, но без показной роскоши. Только ушки на её симпатичной головке были заострённые. Не как в фильме про Хоббитов, длиннее, но и не как в Ворлд оф Варкрафте — что-то среднее. Просто удлинённые уши с заострённым кончиком.

— Я знаю, здесь недавно случилась драка, — произнесла она, проведя по струнам. — А потому первая песня — о любви.

— Скажи, твой брат-рыбак, которого ты должна слушать, пока не выйдешь замуж… Его случайно зовут не Карлос Шестой Серторий?

Мягкая еле уловимая улыбка в ответ.

— Рома, я представилась тебе своим титулом. Настоящим. Одним из своих настоящих титулов. Сразу, у церкви.

— Напомни мне, кстати, пожалуйста, как тебя зовут полностью? — попросил я..

Она кивнула. Эльфийка подтягивала струны. Да, лютня, мягче звучит, чем гитара.

— Катарина Сертория, герцогиня Фуэго, герцогиня Саламанка, графиня Ольмедо, виконтесса де Рекс, баронесса Дуарте.

— Там было только про виконтессу… — устало потянул я.

Она недовольно вспыхнула:

— Рома, ты дурак!

— Я знаю. — Я снова взял её ладошку и поцеловал. — Я дурак, Катюш. Всё было у меня перед глазами, но я не видел. Простишь?

Пожатие плечами.

— За что? Мне самой было интересно наблюдать, когда же до тебя дойдёт. Расскажу кому в Альмерии — не поверят, что такое возможно. Будут ухохатываться и шуточками изведут. И ладно бы представилась инкогнито…

— Я сын десятника гвардии из Пуэбло…

— Знаю-знаю, — закивала она, и сжала своей ладонью мою. — Рома, тебе удалось то, чего никому никогда не удавалось, что я вообще считала невозможным. Ты увидел во мне… Меня. А не мой титул и не моё приложение к Карлосу. Не мою службу на благо королевства, а просто… Сеньориту. Я думала, так не бывает. Спасибо! — Голос её дрожал.

А я понял, что я для неё не Ричи. А десятник Ясный Пень. Потому, что Ричи — граф, и должен знать титулы родни местного рекса. А вот сыну десятника не знать простительно.

— Я… Люблю тебя. Не знаю, что будет дальше, но ты мне нравишься, — произнёс я, и эльфийка в этот момент провела по струнам, закончив подстройку инструмента.

— Это песня о надежде, — вкрадчивым голосом произнесла она. — О том, что ещё не всё потеряно, хотя может показаться, что всё позади. Эта песня для тех, кто ВЕРИТ, — выделила она это слово. — Ибо будет дано каждому по вере его.

— Спасибо!.. — повторилась Катарина совсем-совсем тихо.

— Ветер ли старое имя развеял. Нет мне дороги в мой брошенный край, — начала говорить эльфийка речетативом, заставив меня вздрогнуть и округлить глаза. — Если увидеть пытаешься издали — не разглядишь меня… Не разглядишь меня… Друг мой, прощай!

И музыка. Приятная мелодия. Песня, одна из немногих «попсовых», да ещё «древних» в моём плейере. Когда вокруг хреново, расслабляет, заставляет скрипеть зубами, но идти снова и снова на ненавистную работу, или плестись домой после очередного неудачного собеседования.

Я уплываю, и время несет меня с края на край
С берега к берегу, с отмели к отмели,
Друг мой, прощай.
Знаю когда-нибудь с дальнего берега, давнего прошлого
Ветер весенний ночной принесет тебе вздох от меня.

Ты погляди, ты погляди, ты погляди

Не осталось ли что-нибудь после меня?

— На каком языке она поёт? — спросил у Катюши, так как русский текст и русские рифмы ну никак не бились на местный романский.

— На человеческом. А что, есть другие языки? — сделала сеньорита удивлённые глаза, но я увидел глубоко запрятанную в них фальшь. — На, надень, — протянула она свой обруч, который сняла, как только эльфийка ударила по струнам.

Я надел. Ничего не изменилось, песня лилась и лилась из бархатных эльфийских уст. Есть понятие «сладкоголосая», сегодня я понял, что оно означает.

В полночь забвенья на поздней окраине жизни твоей
Ты погляди без отчаянья, ты погляди без отчаянья
Вспыхнет ли, примет ли облик безвестного образа, будто случайного,
Примет ли облик безвестного образа, будто случайного.

Это не сон, это не сон,

Это вся правда моя, это истина.

— Понимаешь? — Она не была удивлена, но какое-то восторженное изумление в голосе чувствовалось. Не была уверена до конца, что так будет, но подозревала.

— Это что-то вроде ментальной защиты? Ну, мозга? От эльфийского дара? — ткнул я в серебряный обруч.

Ответа не требовалось, она и не стала согласно кивать.

— И что это значит? — положил я обруч назад на стол.