Записки раздолбая, или Мир для его сиятельства

— Захватчики вырезали целые селения, — пояснил я. — Эти места надолго пустели. Виноградники вырубались. Поля сжигались. Торговля хирела, даже транзитная — купцы искали другие пути. Города хирели и беднели. И у местных в один момент просто не стало средств, на которые они могли снаряжать воинов.

Да, Катюш, это один из немногих примеров, когда завоеватель реально захватил завоёванную территорию, — тяжело, но облегчённо выдохнул я. — katkom прошлись, сровняв с землёй её экономику. Местные были бы рады partizanit', ну, воевать в тылу на коммуникациях, но со временем завоеватели просто напросто уничтожили экономическую базу этих решительных герильяс. Их задушили, раздавили, выжгли. И пусть поводом к этой войне стали еретики, настоящая её причина — зависть и жадность. И беспечность тех, кто там жил, купаясь в богатстве. Война шла двадцать лет и окончилась капитуляцией Юга, Окситания вошла в королевство франков, и стала исправно платить все налоги и подати королю и падре. Еретиков пережгли на кострах. Долго ещё дожигали, около столетия. И последняя песня эльфийки — про последнюю крепость местных. Это горная твердыня, которую почти невозможно взять. Последние местные воители сидели в осаде год, но в итоге ослабли от недоедания и пали. Их всех кого казнили, а кого сожгли, а потому многие перед сдачей просто бросились на меч.

Безысходность, Катюш. Им никто не поможет. Им не на кого опереться за этими стенами. Не осталось тех, кто их просто накормит, не говоря об одежде и броне — всех сочувствующих вырезали захватчики. Не помогут молитвы, не поможет меч, но главное, историю пишут победители, и в веках об их подвиге не останется памяти. Они понимали это, но дрались с мужеством обречённых. И ЭТО спела мне твоя Галадриэль.

— Она не моя. Она своя собственная, — ошарашено ответила Катюша.

Затем мы молчали, думая каждый о своём. Наконец, я подвёл итог:

— Я не знаю, что она хотела сказать. От чего-то предостеречь? От чего? Иди сюда, я тебя согрею.

Я её обнял, запустив руки под плащ. Разогрел их, отдавая ей тепло, а то, несмотря на безветрие, сеньорита принцесса продрогла. Река же, сырость.

— Ричи… Ты такой… Сильный одарённый! — улыбнулась она, закрыв тему с пророчествами.

— Я плачу за это свою цену, — грустно усмехнулся я. — Знаешь, я, пожалуй, тебя никому не отдам. Так и передай Карлосу — если захочет отдать тебя другому — не досчитается этого «другого» физически. Или я стану твоим мужем, или никто.

— Опасные слова, — расплылась эта чёрная кошка в улыбке, кладя голову мне на плечо. — Но мне они нравятся…

Вздох.

— Рома, ты говоришь очень страшные слова. И рассказываешь просто жуткие вещи. Так… Нельзя. Вот просто нельзя так, так не бывает!

— …Но я почему-то верю тебе. Верю, что это было… Где-то. Откуда мы родом. Но ты так и не ответил, откуда ты всё это знаешь? Это связано с твоей болезнью, о которой меня предупредили?

Обнимая девушку, сложно не почувствовать её напряжение. Видимо про попаданцев тут тоже что-то знали.

— Связано. — Смысл отрицать? — Я ВИДЕЛ, глупая. Много. Очень много. Можно сказать, прожил жизнь за эти две недели. Многое отдал бы за то, чтобы этого не было, но что есть — то есть.

— Дорога, порт… Это тоже как-то связано с теми книгами и тем, что видел?

— Не-эт! — засмеялся я, и в какой-то мере был прав. — Это я сам придумал. Просто вдруг понял, что вином отца не вернёшь. Я боялся, зная, в какой жопе графство. Пытался уйти от этого осознания. Но вино пока ещё никого не спасло от ответственности, скорее наоборот. А затем заболел. И очнувшись, понял, что если ничего не буду делать, продолжу заливать тоску вином, сдохну этим же летом, при первом набеге. Надо принимать хозяйство, принимать баронов и их клятвы, съездить на фронтиры, глянуть, как дела там. Но ещё главнее — построить дороги. Если этого не сделаю — не выживу, а я, твоя милость, хочу быть живым Рикардо Пуэбло, а не мёртвым!

Она засмеялась, приживаясь ко мне, обнимая, млея от согревающей теплоты.

— Я буду ждать тебя, глупый, но смелый рыцарь! Ждать, пока Карлос разрешит. Но, Ричи, ты должен УБЕДИТЬ Карлоса, что ты — хорошая партия, — посерьёзнел её голос. — И одних дорог для этого мало.

— Я должен стать самым крутым и могущественным графом в королевстве? — усмехнулся я. Она согласно кивнула. — Хорошо, я им стану. Честное Luntikovskoe!

Она снова засмеялась.

— Ну что, пойдём, проводишь. К себе не приглашаю — надо будет слишком много обдумать сегодня. И завтра. И это, Ричи, не обижайся, но пока из города не уезжай, — снова серьёзно предупредила она. — Пока не удовлетворишь моё любопытство по поводу этих книг. Можешь не жаться, я ЗНАЮ! — произнесла она, смотря мне прямо в глаза, пытаясь передать что-то их сиянием. Но что именно местной Лубянке известно о попаданцах я не знал, а потому намёки искренне не понял. Хрен ей, пусть первая карты вскрывает, тем более у неё хорошо получается.