Записки рецидивиста

Итак, конец 1988 года. Из Яшкульской ИТК строгого режима освобождается особо опасный бандит-рецидивист Виктор Пономарёв (40 тюрем и зон, более 25 лет отсидки, 8 побегов). По рекомендации местных авторитетов Дим Димыч едет в г. Каспийский. Там и встретились два человека — Евгений Гончаревский («Джил», «Лермонтов», «Ольшанский», «Учитель», «Розенбаум») и Виктор Пономарёв («Дим Димыч», «Исполняло», «Мясоруб», «Бернес», «полковник Кудасов», «Будулай»).

Результатом этой встречи по своему неординарных личностей стала невероятно честная книга о жизни Виктора Пономарёва, написанная в жанре уголовно-криминального реализма, — «Записки рецидивиста».

Часть первая ДЕТСТВО БАНДИТА

Глава 1 ДЕТСКИЙ ДОМ

1

Не знаю, какого я года рождения, не знаю своего настоящего имени и фамилии. Знаю только, что я из Эстонии, из Таллина. Нас тогда, во время войны, детей предателей и врагов народа покидали в товарные вагоны для перевозки скота и повезли. Куда нас везли, сколько, не помню. Но было это бесконечно долго. Мы мучились от голода, холода и болезней. Многие дети умерли в пути. Не знаю, кому больше повезло, им или мне, поскольку те страдания, которые выпали потом на мою долю, пострашнее любой смерти. Кажется, меня звали Эдгар. Как в бреду, помню только обрывки из своей жизни. Какая-то женщина на перроне, когда солдаты грузили нас в вагоны, все кричала: «Эдгар, Эдгар…» Может быть, меня звала.

Смутно вспоминаю и такой эпизод: после долгих дней пути состав остановился. Какие-то военные вошли в вагон и стали выбрасывать мертвых детей на насыпь. Кто-то подходил ко мне, тормошил, говорил: «Этого оставь, живой еще, не задубел, а того вон выкинь, видишь, инеем все лицо покрылось». Потом в вагон ввалились бородатые, как Дед Мороз, мужики и женщины в овчинных тулупах. Одна женщина схватила меня в охапку, стала целовать, обливая мое лицо теплыми слезами, и все причитала: «Тут же дети, а не скот, это же дети…» Потом началась стрельба, а женщина бежала куда-то со мной на руках. Потом упала в снег вместе со мной. Кто-то волоком потащил меня за шиворот, а женщина кричала в истерике, падая на меня: «Отдай дитя, дитя отдай, басурман проклятый…» Потом руки ее разжались, и она смолкла, получив прикладом по голове.

Потом снова вагон, стучат колеса. Ребята постарше говорили, что многих детей спасли сибирские бабы и мужики. А нам не повезло, мы ехали дальше.

2

По-настоящему я стал помнить себя в детдоме в Петропавловске-Камчатском, куда на баржах нас привезли из Владивостока. Сначала я долго лежал в больнице, а уже потом попал в детдом, который находился в селе Паратунка. От потрясений в дороге и болезни я стал немым и не разговаривал до одиннадцати лет.

Воспитатели говорили, что немота у меня от испуга и меня надо лечить. Завучем в детдоме была женщина средних лет. Я ее помню, как сейчас. Звали ее Вера Григорьевна, была она добрая, ласковая и очень красивая, лицо белое-белое, как молоко, а брови черные. Волосы на голове были тоже черные, но с сильной проседью. Вера Григорьевна была для нас, детдомовцев, как мать. Сколько радости она вызывала в моем детском сердце, когда, проходя мимо, погладит ласковой теплой рукой по голове, потрогает лоб, на какой-то миг прижмет лицом к животу, спросит: «Как дела, Витенька, как себя чувствуешь?» Я только мычу что-то, пытаюсь руками показать, как мне хорошо, и сильнее к ней прижимаюсь, чтобы она подольше постояла со мной. Веяло от ее тела такой теплотой и забытым материнским духом, что сразу отпадала всякая охота баловаться и хулиганить, на что я был большой мастер, хотя и был маленький и щуплый.

Вера Григорьевна и имя мне дала: Витя Пономарев. Сначала чудно как-то было, а потом ничего, привык.

В детдоме я дружил с одной девочкой. Она была постарше меня, звали ее Галей. Тоже сирота, репрессированная, родителей расстреляли. Относилась она ко мне как к младшему брату, может, жалела меня за немоту. Бывало, я провинюсь, так меня полы заставляли мыть в спальной секции. Я вызывал Галку из девичьей секции и объяснял жестами, что сегодня опять «погорел», был в селе, меня поймали и в наказание заставили мыть полы. Она улыбнется, потормошит по голове, скажет: «Эх ты, горе луковое, ну что с тобой делать?» — и идет за меня мыть полы. А я на атасе стою, чтобы кто из воспитателей не застукал. А то и ее за меня накажут — пойдет кастрюли на кухне драить.

3

Детдом наш стоял недалеко от села. Село было красивое, считалось курортным, так как в селе были две «ванночки». Одна «ванночка» была санаторская, другая — гражданская. Это такие бассейны, в которых из-под земли били горячие ключи.

Каждые субботу и воскресенье из Петропавловска на машинах приезжало много народу купаться в «ванночках». Вода в них очень горячая, сразу не войдешь, но постепенно, когда тело привыкнет и сделается красным, как у рака, то все равно больше десяти-пятнадцати минут не просидишь. Начинаешь задыхаться, сердце останавливается. Говорили, эта вода помогает от ревматизма, радикулита и других болезней.