Записки рецидивиста

В подъезде какого-то дома мы распили вино. С Валентином и Павликом договорился, где их искать, если появится хороший вариант. А сам я махнул на железнодорожную станцию, будучи уверен, что Михаил Моисеевич не ринется сломя голову звонить в милицию о нашем посещении. Человек, у которого только под диваном валяется пятьдесят четыре тысячи, вряд ли захочет беспокоить милицию из-за такого пустяка. Мелькнула мысль как-нибудь потрясти его основательней. Аванс я получил, надо будет прийти за получкой и премией. Но этого не произошло, хотя с Михаилом Моисеевичем нам через три года довелось встретиться, но только в местах не столь отдаленных.

Глава 2 В ОДЕССУ!

1

Приехал я в Молдавию в, Оргеевский район. На всякий случай надо было на некоторое время затаиться, лечь на дно, как подводная лодка. И эти мои опасения были не напрасны, как я потом уже узнал. Начался розыск, меня искали.

Михаил Моисеевич в милицию не заявлял. Заявила соседка. Я опытный профессионал, а пролетел как «фанера над Парижем». Когда проводили акцию по изъятию нетрудовых, я не закрыл шторы на окнах. Хотя особняк и стоял в глубине сада на приличном расстоянии от тротуара, соседка видела в окно, как я считал на столе деньги. Есть категория очень любознательных людей, вечно подглядывающих и сующих свой нос куда не следует, пока им не дадут по башке.

Но обо всем этом я еще ничего не знал. Был спокоен и чувствовал себя не хуже лауреата, получившего Нобелевскую премию.

В селе Табора разыскал товарища Кирюшу: вместе отбывали срок в зоне порта Ванино и в Средней Азии. Жил он вдвоем с женой Марусей. Встретили меня хорошо. Отвели отдельную комнату. Кирюша прикатил бочку вина и сказал:

— Дим Димыч, пока не выпьешь эту бочку, я тебя никуда не отпущу.

Днем Кирюша с Марусей уходили на работу на ковровую фабрику, а я пил прекрасное молдавское вино, читал книги и слушал музыку. Вечером, когда они возвращались с работы, Кирюша подсаживался ко мне, и мы предавались воспоминаниям о лагерной жизни, потому что другого нам нечего было вспомнить. У него «послужной список» был тоже «будь здоров».

Маруся хлопотала по хозяйству. У нее был один существенный недостаток, а может быть, наоборот: она ни бельмеса не понимала по-русски. А у нас ведь какой разговор? Не разговор, а сплошная поэзия. За долгие годы заключения такому «красноречию» выучишься, что один с успехом заткнешь за пояс бригаду грузчиков, разгружающих трансатлантический теплоход.

Плохо было одно — никаких культурных развлечений. Обычно про нас, бандитов-уголовников, думают: им бы только нажраться, а круг интеллектуальных развлечений дальше гитары и блатных песен не распространяется. Где-то они правы. Я сам частенько брал гитару в руки и пел что-нибудь вроде «По тундре, по стальной магистрали, где мчится скорый Воркута — Ленинград», или «Сижу на нарах, как король на именинах, и пачку „Севера“ мечтаю закурить…», или «А мы все спали и ничего не знали, когда в пивную к нам ворвались мусора…».

Когда доводилось бывать в больших городах, я любил сходить в театр, а если подворачивался случай, то и на концерт симфонической музыки. Предвижу улыбки на лицах читающих. Уголовник, а туда же. А я любил послушать Баха, Бетховена, Моцарта, Шопена, Чайковского. Не могу выразить словами, что находил я в этой музыке, но душу она трогала, наводила на грустные размышления, на какую-то щемящую жалость к своей искалеченной судьбе.

Две недели гостил я у Кирюши, потом сел на поезд и покатил в Одессу. На Молдаванке товарищ мой жил по кличке Грек, сидели с ним в зоне на мысе Чукотском в районе порта Провидения. За побег из зоны шли с ним этапом в Анадырь.

От Провидения до Соединенных Штатов рукой подать, или на остров Святого Лаврентия, или через Берингов пролив на Аляску в порт Барроу или Пойнт-Лей. Ближе всего было до Уэйлса на полуострове Сьюард.

Нас тогда бежало шесть человек, почти все имели большие сроки. У меня, честно говоря, не было особой охоты бежать, мне оставалось сидеть около четырех лет. Меня уговорили товарищи: Магомед — чечен с Кавказа, Юрчик-москвич, латыш по кличке Билибонс; у них было больше десяти лет срока. А я хорошо знал эти места: Берингов пролив, залив Коцебу, залив Нортон. Еще в детстве, когда меня военные моряки взяли из детдома в Петропавловске-Камчатском юнгой на крейсер, мы часто плавали в этих местах.

Был с нами еще один зек по кличке Рысь из масти «один на льдине», есть такая масть в зонах. Они сродни анархистам, не признают в зоне ничьих законов, ничьих порядков. Отличает их особая решительность и отчаянность. На свободе они обычно волки-одиночки. Рысь тоже примкнул к нам, ему оставалось восемь лет сроку.

Из зоны ушли ночью без шума, добрались до берега к утру. В каком-то леспромхозе забрали катер и ушли в море. Но береговой охране из зоны уже сообщили о побеге. Сторожевые катера засекли нас и устроили настоящую охоту, настигли нас и расстреляли из крупнокалиберных пулеметов, хотя мы не оказывали никакого сопротивления.