Записки рецидивиста

У меня было ощущение, что нахожусь я не в квартире советского служащего, а в музее или в комиссионном магазине. Ковры, импортная мебель, картины в золоченых рамах, хрусталь, мраморная скульптура какой-то голой бабы в натуральную величину. А люстра — я такую видел как-то в театре, только там была чуть-чуть поменьше размерами.

Пауза затягивалась. Разведка была закончена, пора было переходить к решительным действиям. Я первым сделал выпад:

— Михаил Моисеевич, я глубоко сожалею, что приходится подавать дурной пример подрастающему поколению. Но что делать? Вы сами виноваты. Я лично, видит Бог, не хотел этого. Кстати, я что-то действительно проголодался, и не дадите ли вы указаний своей теще собрать на стол. Выпустите старуху, — крикнул я ребятам.

Старуха вошла в комнату, спросила:

— Может, сынок, вина выпьешь?

— Тащи, мать, — ответил я.

Она затрусила на кухню.

— Вот что, молодой человек, завтра приходите на фабрику, я вас приму на работу. А пока у меня есть в пиджаке пара сотен, я дам вам аванс.

Меня разобрал смех:

— Ты что, начальник, очумел? Неужели ты ничего не понял? Разве не видишь, что идет экспроприация награбленного у трудового народа и государства? Или ты думаешь, мы шутки пришли шутить? А за милость твою величайшую — спасибо. На работу он меня возьмет. Смехота, ребята. Я один раз уже приходил. Два раза я на одной карте не играю. А может быть, ты принимаешь нас за каких-нибудь слабоумных? Ну ты артист, Михаил Моисеевич.

Я поднялся с кресла, подошел к утюгу и плюнул. Слюна зашипела на утюге.

— Вот зараза, перегрелся уже. Вот так, хозяин, без денег я отсюда не уйду, мне терять уже нечего, я все уже потерял из-за таких гадов, как ты. Пожалей пацана хоть, не порти его счастливого детства, не сироти. Я на себе испытал, что такое детдома и лагеря «пионерские». Мне хотя бы тысячной доли его детства, не стоял бы я сейчас здесь как палач.

Тем временем старуха собрала на стол, притащила трехлитровую бутыль вина, налила два стакана.

— А себе? — спросил я. — Садись с нами за компанию, будет потом что вспомнить.

Хотя я был уверен, что она и так до конца своей жизни не забудет этой встречи.

Мы выпили с Михаилом Моисеевичем по стакану. Вино было хорошее.

— Павлик, — крикнул я, — проверь утюг, у меня такое ощущение, что он уже светится.

— Шипит, как кобра, — ответил Павлик, — у него, наверное, регулятор испорчен.

— Это непорядок. Надо остудить утюг. Сунь-ка его в мотню пижамы Михаила Моисеевича, — скомандовал я, — а заодно посмотрим: таким же храбрым будет Михаил Моисеевич, как в своем кабинете на фабрике.

Старуха опередила Павлика, кинувшись наперерез ему со словами:

— Миш, а Миш, отдай хотя бы это, — и она кивнула на диван.

— Ладно, берите, вам тут хватит, — сказал Михаил Моисеевич и встал с дивана.

С Павликом мы быстро сняли спинку, сиденье, но там ничего не было. «Двойное дно», — подумал я. Мы оторвали фанеру кочергой, лежавшей тут же, возле камина, и увидели пачки денег. Здесь же на столе я пересчитал их. «Дружба дружбой, а деньги счет любят», — почему-то вспомнил я пословицу. Их оказалось пятьдесят четыре тысячи. «Вот гад, а сколько мурыжил. Ясно, что не последние деньги. Нас до греха чуть не довел, жлоб проклятый. А старуха молодец, поняла, что к чему».

Здесь же, в комнате, я и поделил деньги. Как сейчас модно стало говорить — в соответствии с коэффициентом трудового участия. Павлику и Валентину дал по десять тысяч, себе взял тридцать четыре. Хотел четыре тысячи отстегнуть старухе за находчивость, но передумал. Пожалел старуху: если «сгорим», пойдет с нами по делу за соучастие.

Мы собрались и пошли к выходу.

— Вы извините, Михаил Моисеевич, мы пойдем, а то уже поздно. Мы бы еще посидели, выпили, да вашему шустряку пора спать, не следует ребенку нарушать режим из-за шалостей взрослых. А вот бутылочку возьмем с собой. Валентин, захвати четверть и стакан, — сказал я. — А вам, Михаил Моисеевич, я бы хотел дать маленький, но весьма полезный совет: не надо огорчать нашу доблестную милицию в канун Дня милиции нашим посещением. У нее и без нас полно дел. А тут сразу два серьезных дела на их усталые плечи: наше — по линии уголовного розыска и ваше — по линии ОБХСС. И вот еще что. Я просмотрел интерьер вашей гостиной и коллекцию картин и пришел к выводу, что вам не хватает картины, изображающей немую сцену из комедии Николая Васильевича Гоголя «Ревизор». Эта картина заставляла бы вас иногда задумываться: «А правильно ли я живу?» У меня есть знакомый художник в Одессе, так мы с ним это дело вам поправим. О цене за картину договоримся как-нибудь в другой раз. А сейчас всем спокойной ночи и прощайте.

Последний раз посмотрел я на семью Михаила Моисеевича и захлопнул дверь. Вид у них был как у персонажей с картины Перова «Не ждали».