Записки риелтора, или Нас всех испортил квартирный вопрос

Дверь она мне так и не открыла. Я бросила свою визитку в почтовый ящик и уехала по делам.

Вечером она мне позвонила.

— Если вы приведете к нам покупателя, я буду работать с вами как обычный клиент, — сказала она. — Только расселите. Не могу больше жить с соседями.

Мы обсудили схему расселения и примерно просчитали цену. Я рассказала о квартире покупателю, которого интересовало это место, и назначила просмотр. Мы договорились встретиться в 17 часов. Хотя я пришла за десять минут до назначенного срока, покупатель уже давно поджидал на тротуаре у дома.

— Я готов купить эту квартиру, — сказал он мне. — При условии, что сам дом не в аварийном состоянии.

— Вы же ее еще не видели, — удивилась я.

О том, что я и сама тоже пока не бывала внутри квартиры, я благоразумно умолчала.

— Я посчитал, сколько человек прошло мимо меня за двадцать минут. При такой проходимости неважно, как выглядит квартира сейчас. Коммуналка и есть коммуналка. Покажите мне справку о степени износа дома. Если я увижу в ней приемлемые цифры, готов буду сразу внести аванс.

Мы вошли в квартиру. Дверь в комнату, расположенная напротив входной двери, была открыта. Проем, хорошо видимый на фоне света, попадающего в окно комнаты, был вовсе не прямоугольным. Он представлял собой четкий параллелограмм. Пол под ногами имел выраженный уклон. Доски поскрипывали под ногами. Квартира была большой. Выходя на проспект двумя окнами, она огибала торец дома. Окна кухни смотрели во двор.

Женщина, разговаривавшая со мной по телефону, оказалась молодой девушкой лет двадцати трех или двадцати четырех. Звали ее Еленой. В квартире были еще две семьи: два брата, занимавшие две смежные комнаты, и молодой парень, ни дня не живший в коммуналке, которому комната досталась в наследство от бабушки.

Я заказала справку о техническом состоянии дома. Через несколько дней она была готова. Цифры в ней не внушали оптимизма, но и не пугали безысходностью. Дом был странным. Его половина (причем половина, стоявшая вдоль улицы) была пристроена ко второй части дома на сто лет позже. Как стыковали фундаменты, уже останется тайной навсегда, но дом дал усадку — именно этим объяснялась странная форма дверных проемов в квартире и выраженная кривизна полов. Все остальное было терпимым — состояние несущих конструкций не вызывало опасений. Покупатель был готов внести деньги в агентство.

Я пришла в квартиру, чтобы подписать договор с жильцами.

Елена претендовала на отдельную квартиру на юго-западе Петербурга. Братья — Аркадий Аркадьевич и Леонид Аркадьевич — хотели двухкомнатную квартиру на севере. Антон, бабушкин наследник, был успешным коммерсантом. Он был готов доплатить до цены кирпичной квартиры в Московском районе.

Войдя в квартиру, я обнаружила там только двоих — Елену и Леонида Аркадьевича.

— А где остальные? — спросила я.

— Антон сказал, что позвонит вам, а брат сейчас подойдет, — сказал Леонид Аркадьевич.

В коммуналках редко удается подписать договор со всеми одновременно. Обычно приходится приезжать несколько раз, иногда в разные места, чтобы встретиться со всеми жильцами.

Подписав общий договор, мы перешли с Еленой в ее комнату. Когда дело доходит до обсуждения конкретных требований, жители коммуналок обычно не хотят делать это в присутствии соседей.

— Я хочу кораблик в Красносельском районе, — сказала Елена.

Корабль — это тип панельных домов в Петербурге. Кто и почему дал этой серии такое имя, неизвестно. Но в народе она называется только так, хотя у нее есть строительный номер — шестисотая серия.

— Искать себе квартиру я буду сама, — сказала девушка. — Я все-таки агент.

— Лена, искать вы, конечно, можете, но вы же понимаете, что я должна буду контролировать процесс. Я не могу отпустить расселение на волю волн.

— Ну что вы, конечно, я буду вам все рассказывать, вы не волнуйтесь, — успокоила меня Лена. И, вздохнув, добавила: — Придется жить в однокомнатной. А могла бы купить двушку.

— Каким образом?

— Понимаете, бабушка Антона долго болела. А он здесь даже не появлялся. Я ее кормила, приносила лекарства, ухаживала за ней. Думала, она оставит комнату мне. А она… — Лицо Елены исказилось. — Все оставила внуку. А он и так богатый, у него и без этой комнаты денег полно…

Я молчала. А что тут можно сказать? Отношение к чужим деньгам — чувство глубоко интимное. Касаться его не стоит — изменить вы ничего не можете, а разрушить контакт с клиентом можно сразу и навсегда.

— И братья эти. Знаете, сколько нервов они мне вымотали? — продолжала Елена. — Аркадия Аркадьевича я просто боюсь. Пьет как лошадь. Представляете, иногда приходит ночью домой, пьяный в сосиску, набирает в ванну горячую воду и ложится в нее спать. В пальто, шляпе и ботинках. Я утром встаю, захожу умыться, а он там лежит. Я пугаюсь до смерти, каждый раз думаю, что это уже труп.