Записки русского экстремиста

Мне кажется, то, что произошло в США 11 сентября, знаменует какой-то колоссальный поворот в истории. И, как всякий такой поворот, он не является чем-то совершенно новым. Прежде чем поставить на сцене драму, режиссер должен провести несколько репетиций. Репетиции уже были. В 1993 году ту же самую башню, которую сейчас развалил самолет, пытались взорвать. Но взорвали неудачно, и башня сильно не пострадала. Потом был взрыв в Оклахома-сити в 1995 году, где 168 человек погибли, терроризм в Ирландии с колоссальным количеством жертв, еще раньше — в Германии… Мы видим сейчас только наиболее драматическое проявление того явления, которое связано с понятием терроризма. Часто говорят: это какой-то беспрецедентный акт варварства! Можно согласиться, действительно, терроризм потрясает своей жестокостью, но с тем, что он беспрецедентен, никак нельзя согласиться. Хиросима — это тоже акт терроризма. Я понимаю еще, когда сбросили атомную бомбу на военно-морскую базу Нагасаки, но Хиросима была мирным городом, в котором было убито и ранено около 140 тысяч жителей. Или в самом конце войны — Дрезден, где не было никаких военных объектов, но скопилось громадное количество беженцев: сгорело и погибло под развалинами около двухсот тысяч человек. Это был чистый акт мести. Потом, уже в более позднее время, — бомбардировки Ирака. И, наконец, последнее — это уже с косовским конфликтом связано — бомбардировки Сербии. Это был типичный акт терроризма, когда исполнитель отказывается от всех законов, норм права и сам вершит и суд, и расправу. И Соединенные Штаты, и Запад как бы обучали весь мир, ну, как в школе, принципу терроризма. Человечество мучительно в течение многих тысячелетий вырабатывало очень трудное понятие закона в отношениях внутри общества и в отношениях между государствами. До того существовал в племенах закон кровной мести. Каждый человек брал в свои руки исполнение этого закона, который в качестве вендетты еще сохранился кое-где и до нашего времени. Постепенно можно проследить, как человечество пыталось как бы локализовать вот эту смерть и насилие. Вообще, по-видимому, человек не может надеяться на утопию уничтожения зла. Но по крайней мере происходила все время попытка это зло локализовать. Например, убийство снять с совести одного человека, а взять его на совесть общества, суда. Точно так же в отношениях между народами — убийство как бы локализовалось и становилось делом государства. Оно подчинялось различным законам, которые должны были делать зло менее разрушительным. Например, таков был смысл конвенций, вроде Гаагской. Идея ее заключалась в том, что война в конце концов хоть и не будет уничтожена, но сведется к тому, что воевать будут только солдаты против солдат, из этого будет полностью исключено мирное население, будут воевать только люди в мундирах. И вот терроризм — это как бы возвращение к уровню племенной мести. А вот другая сторона терроризма, которую нам лучше всего понять на примере Великой Отечественной войны. Ну, например, если честно говорить, так кто же была Зоя Космодемьянская, как не террористка.

Так обычно, конечно, называют своих шпионов разведчиками, но ведь это вопрос только в формулировке. И, в конце концов, партизанская война — тоже шаг, приближающийся к терроризму. Гаагской конвенцией как раз партизанская война и была запрещена, полагалось, что война может существовать только между армиями, между людьми в мундирах.