Записки русского изгнанника

Зимой он приехал в Петербург на несколько дней, а за ним и княгиня. У Мишуши в это время была большая квартира, и она остановилась у нас. Уехала очарованная, оставив по себе чудное воспоминание. Меня стали замечать. У нас в доме стали появляться барышни. Мишуша обыкновенно скрывался к Стефаночам или к папе, а я выходил неохотно, держал себя строго, и ни одна не казалась мне интересной в сравнении с теми, кто занимал теперь все мое воображение.

Однако это возбуждало мои нервы, невольно я чувствовал, что жизнь меня влечет куда-то… Я не уступал, держался строгих правил безукоризненной морали и рыцарской вежливости, но без малейшей уступки и без тени флирта. Все попытки тети Туни заинтересовать меня кем-нибудь оставались бесплодными.

А время уходило, я это чувствовал. Туманные намеки князя: «Приезжайте годика через два, и все будет ваше», — и явное расположение княгини, которая тем не менее все время становилась между нами, наконец, совершенная неуверенность, на что я могу надеяться в будущем, все это увеличивало выламывающую — и, к сожалению, скажу деморализующую силу. Всякий раз, когда ничтожная простуда клала меня в постель, врачи, пробуя мой пульс и узнавая о причине его возбужденности, говорили мне:

— Ну что же? Если не хотите умереть от сердечного припадка, надо изменить своим правилам.

Диагноз был правилен. Но ведь солдат идет на смерть за свое знамя, мученик за свою веру! Неужели же мне опозорить себя и своих предков и унизиться до того, чтоб покупать или продавать любовь? НИКОГДА!

— Ну, теперь женитесь.

— На ком?.. Без любви? Да ведь это преступление!

Но природе брала свое. С каждым днем я все более начинал реагировать на случайные взгляды, намеки, встречи. Я видел, что меня охотно приглашали, принимали, хотя бы из любопытства. Временами я готов был покончить с колебаниями и решить свою судьбу, взяв ту, которая более нравилась. Быть может, такая любовь, о которой мечтал, встречается лишь в сказках, или, быть может, она родится лишь после первых объятий.

К Великому посту снова приехала княгиня, остановилась у нас на несколько недель и под конец просила меня проводить ее в санях до Петрозаводска. У меня блеснула надежда еще раз взглянуть на шестнадцатилетнюю княжну, и, если очарование превратится в любовь, — она моя.

Наша поездка носила романтический характер. Обе тети были против, они почуяли опасность. Командир дивизиона, это был Мусселиус (уже тесть Володи), был против.

— Хм, хм… Куда же вы собрались? В Петрозаводск! А что же у вас там?

Все это были нескромные вопросы и не дело начальства.

— Масса интересного… охота… Там есть и болотная дичь, и лоси, и олени.

— Но какой же вы охотник?

— Надо же поучиться!

— Нет, я не пущу вас. В Светлый праздник вы должны присутствовать на принесении поздравлений во дворце. Оставайтесь!

— Я звякнул шпорами. Пришлось решаться на негласную отлучку с разрешения командира батареи (это был уже полковник фон Шульман). Я дал слово и не мог его не исполнить.

Когда мы уселись в купе, камень свалился у меня с сердца. Княгиня ликовала, как выпускная институтка. Мы роскошно позавтракали на Иматре, где все время поддерживался открытый стол. Но вечером начальник станции объявил, что поезд дальше не пойдет, а нам оставалось еще две станции до Сердоболя, где нас ожидали почтовые.

— Прикажете вам поставить две постели или только одну? — спросила горничная на маленькой станции. Я не знал, куда девать глаза.

— Их сиятельство будут отдыхать в комнате, а мне приготовьте что-нибудь в прихожей, — отвечал я. Горничная присела и пошла за вещами.

Но отдохнуть нам не пришлось. Начальник станции любезно сообщил, что подан поезд, идущий далее, и мы покатили снова. Та же история… Неожиданная остановка в другой гостинице… На этот раз нам удалось хорошо поужинать в большой столовой, где кроме нас никого не было. За столом княгиня горячо благодарила меня, я отвечал ей в том же тоне.

— Разве можно забыть все, чем я обязан и вам и всей вашей семье?

На заре мы взяли сани и помчались в Сердоболь, пересекая озеро напрямик. Лед был синего цвета, наружная кора часто проваливалась, и лишь благодаря относительной крепости матерого льда мы не нырнули в воду. На одном повороте сани перевернулись, и мы оба вылетели на снег.

В Сердоболе пришлось расставаться. Оставалось всего несколько часов по накатанной дороге, но Ладога таяла под лучами весеннего солнца, ямщик отказывался ждать, и задержка вызывала опоздание на несколько суток.

Мои мечты рухнули.

И все-таки я глубоко обязан этой чудной семье. Они вернули мне радость жизни. Своим соприкосновением они придали мне то, чего мне недоставало: необходимый светский лоск, веру в свое счастье и уверенность в себе. Высокая оценка со стороны родителей привлекла ко мне общее внимание. Меня заметили, со всех сторон я стал встречать знаки внимания, все двери отворились передо мною.