Записки рыжей эльфийки (СИ)

— Чего тебе, страда деревенская? — Я на него даже не взглянула, ибо то, что сейчас держу в руках намного важнее. Фраза из стихотворения сама как-то на ум пришла, я не задумывалась даже.

Кое-кто чихнул на моих плечах.

Вдруг в стекло врезалось что-то большое и мягкое. Дёрнув головой, фамильяр с недовольным рыком бросился отворять створки и втаскивать сизое нечто в кабинет. Когда поверх бумаг, лёжа на пинке, обнаружился пушистый голубь, нервно дёргающий лапкой, я истерически хихикнула.

— Ден Асмир, я занята, — хихикая, вытащила из клюва пташки письмецо, заботливо примотанное зелёной ниткой к головке голубя. Клэри умеет удивлять. — Зайди, когда бал кончится, я успею сходить на конец торжества.

В письме корявым, просто недостойным принцессы почерком, было выведено: "Если ты, дорогая моя сестрёнка, не явишься в Империю до полуночи, твои "карета", "туфли", "платье" и всё остальное будут дожидаться тебя прямо у двери твоих покоев. Твоя вездесущая Клэри". Просто-таки убийственно логичное письмо. Мне после такого вообще расхотелось куда-либо ехать.

Шурик заглянул в текст записки, подавился и, бросив что-то про мышей, удалился.

— Эль, отдохни один раз за последние полгода. Что тебе стоит?

Поджала губки и честно ответила:

— Как новый год встретишь, так его и проведёшь. А я не хочу все триста шестьдесят пять дней в году мучиться от недоделанной работы. — Но ты же хочешь мне помочь, да? — Слушай, Росс, ты же мне друг? — И глаза сделала такие… просящие, что самой захотелось на себя взглянуть. — Помоги, а? Тут всего лишь надо подумать: облаву на них, или в розыск.

Друг взвыл.

— Я тоже подумала, что надо их всех поймать, — согласилась я и покивала для вида, в душе хохоча от всё больше раскисающего лица ден Асмира. — Шанс, что мы их поймаем, намного больше, ведь так? — И опять рожицу: невинную, милую и наивную.

А через пару секунд:

— Я убью тебя, ден Асмир! — верещала я на весь этаж, вися вниз головой у друга на плече. Длинные косы подметали пол хвостиками. — Зараз-з-за красноволосая! Индивид желтоглас-с-сый! Упырь свежевыкопанный!

А он, будто бы не замечая, насвистывая весёленькую песенку, вышел на улицу. И, пробормотав что-то про "ты всё равно не огненная", скинул мою тушку в сугроб.

Сидя на снегу в тоненьких джинсовых брючках, в шёлковой блузке и в синем жакете-косухе (всё было притащено с Земли заботливым Котом Учёным), я открывала рот, аки рыба на берегу. Естественно, моя одежда мгновенно промокла, рыжие косы повисли тёмно-медными сосульками, а на ресницах застыли снежинки. Первые минуты, когда я только очнулась от падения, я ничего не чувствовала, но потом…

— Г-г-гад, — застучала я зубами, вставая на ноги и обхватывая себя руками. Холодно! — Н-н-нет-т-т теб-бе прощения. Не п-подход-ди к-ко мне.

И, нашёптывая себе под нос согревающие заклятия, побрела обратно в тепло.

Всё бы ничего, если бы не очередная темнота, нахлынувшая совершенно внезапно.

Я открываю глаза на своей любимой заснеженной полянке и недоумённо оглядываюсь. Темень, хоть глаз выколи. Поднимаю голову — Луны нет, небо полностью чёрное. Ирма и Адел не откликаются, будто пропали куда-то. Я в полном одиночестве бреду вперёд, не видя дороги, как вдруг на моём пути вырастает огромная, под три метра, воронка из мглы.

— Илзиэль! — гремит голос оттуда. Я подпрыгиваю. — Как давно я тебя не видел! Такая взрослая.

— Кто Вы? — спрашиваю я и пячусь назад.

— Кто я? — Голос смеётся, будто гром гремит. — Я — Кхашен, твой самый страшный кошмар.

Кошмар? Мой? Э, нет, Тёмный, мой самый страшный кошмар — вновь потерять друзей.

Во мне просыпается наглость:

— А, Кхашен! — ухмыляюсь. — А я как раз хотела прояснить особенности нашего последнего договора.

Воронка перестаёт вращаться.