Записки с Белого острова

«1. Moonchild. Перепиши текст в тетрадку и напишешь потом хоррор-поэму по мотивам.

2. Infinite Dreams. С 1:45 начинается качалово. Заранее возьми в руки валик, как раз окно помоешь, пока руки танцуют.

3. Can I Play With Madness. Вот тут валик лучше отложи, а то есть риск вывалиться во двор.

4. The Evil That Men Do. Можешь поздравить: у меня появилась Самая Любимая Песня. Которую можно забрать на необитаемый остров вместе с перочинным ножом и одеялом.

5. Seventh Son of a Seventh Son. Ну ты всё понял. Седьмой урок седьмого класса.

6. The Prophecy. Тут, к сожалению, звук как из сортира, но эстетических достоинств песни не умаляет.

7. The Clairvoyant. Расколбас – с 2:00.

8. Only the Good Die Young. Грустная песня. Ну ты по названию видишь.

Слушай, дерзай и жги!»

После этого я аккуратно сложила листок и сунула его в коробку из-под кассеты. Утрамбовала саму кассету и всё это назавтра принесла Седову.

На следующий день он, ни слова не говоря, вручил мне альбом Сагадеева. Хотел что-то сказать, но почесал ручкой за правым ухом, на мгновение сделав его почти таким же оттопыренным, как и левое, улыбнулся и ушёл.

Дома я нашла рядом с Сагадеевым бумажку.

«Каменты огонь! – было написано невыносимым седовским пером. – Вот этот может показаться грубым, но концепцию чувак тянет!»

Я улыбнулась.

– Что за фигнюлька? – спросил Олег, зайдя в комнату и посмотрев мне через плечо.

– Фигнюлька, – ответила я, – это ты. А мы новый способ коммуникации изобрели.

Олег на «фигнюльку» не обиделся. Я сказала это очень нежным голосом.

– А как же аська? – уточнил он.

– Иди домашку делай! Много ты понимаешь! Аська…

* * *

С тех пор у нас началась Великая Кассетная Переписка. Помимо комментариев к трекам, там было ещё много чего.

«А мы со Стасом у меня зависли, жаль, тебя не было».

«Слыхала? Витю-панка побили рэперы! Но вроде не так прям чтоб жесть была».

«А мы Металлику на кастрюльках сыграли! Чем богаты, тем и рады!»

«Моей маме Мейдены понравились! Моя мама тру!»

«Купил казаки, а они жмут, заразы. Красота требует сами знаете что!»

Однажды после школы я зашла за Седовым: мы с ним, Федей-ботаном и Стасом Неотмиркиным собрались на наш первый концерт в Лужники. Седов волновался, как Наташа Ростова перед первым балом. Долго выбирал футболку и причёсывал то, что в будущем должно стать бакенбардами в стиле Хэтфилда.

– У меня для тебя кассета, – сказал он, – но давай как вернёмся. А то шмонают.

– И что? Кассету зачем отбирать? А отберут – доброе дело сделаем. Охрану к музыке приобщим.

– Ну нет, – ответил Седов и почему-то побледнел.

* * *

Мы прошли кордоны и забились на верхотуру. Там были сидушки, но нас это, разумеется, не волновало. Мы стояли и радовались тому, что денег у нас было только на галёрку. А то бы мы были внизу, а так – наверху.

– Девочки! – раздался сзади голос. – А ну-ка сядьте! Не видно из-за вас ничего!

Через два пустых ряда от нас сидели три тётки. У них были химические кудри и строгие лица.

– Хорошо, – ответил Федя-ботан, поправил очки и улыбнулся пухлой нижней губой.

– Как скажете, – ответил Седов.

– Они ещё и вежливо аплодировать будут, – сказал Стас Неотмиркин. Больше он ничего обличительного сказать не успел, потому что вышли музыканты. Стало темно в зале и светло у людей в головах.

К Кипелову у меня нежные чувства, без всякой гендерной ерунды. Почему-то он успокаивает. С остальными покажет время: дай бог, концерт не последний.

Я вдруг поняла, что знаю наизусть все песни: «Мёртвая зона», «Кастельвания», «Следуй за мной» и так далее.

– Молодые люди! – крикнули сзади на «Смутном времени». – Сказали же! Сядьте!

Поскольку тётки в этот раз сказали «молодые люди», ответить решила я:

– А вы сами встаньте!

Больше мы ничего не слышали. Я трясла хайром и ждала, когда же за нами придут. А на «Пути наверх» Федя тронул меня за плечо и мотнул головой назад.

Я оглянулась. Над нами возвышались тётки. Они стояли, танцевали руками, сжатыми в кулаки, и трясли химической укладкой. Одна сняла пиджак и была в кружевной маечке на бретельках.

* * *

На обратном пути Федя-ботан предложил сесть, а Седов, Неотмиркин и я ощутили потребность полежать на брусчатке.

– А хорошо, – сказал Федя, – что наши больше с нашими не дерутся. Это мне брат про Алису рассказывал. Наше, говорит, поколение более удалое. Без «розочки» на концерт опасно было ходить.