Весь следующий акт я просидел, не слыша ни того, что говорят актеры, ни как им аплодирует публика. Откинувшись в кресле, я воскрешал в памяти обрывки моего разговора с Лобо Невесом, вспоминал, как он держался со мной, и пришел к выводу, что все устроилось не так уж плохо. Нам с Виржилией вполне достаточно нашего домика. А мои частые визиты в их семейный дом только распаляли бы зависть и недоброжелательство наших соглядатаев. Строго говоря, разве нам с Виржилией непременно нужно видеться каждый день? Даже лучше, если мы иногда будем тосковать друг о друге. А кроме того, мне уже перевалило за сорок, а я еще никто, я даже выборщиком ни разу не был. Необходимо чем-то заняться хотя бы ради той же Виржилии; разве ей не лестно будет увидеть мое имя в блеске славы? Надеюсь, впрочем, что у нее и так были поводы восхищаться мной, хотя в таких случаях трудно быть уверенным. Но я имел в виду совсем другое.
О толпа, чьей любви я домогался до самой своей смерти, — иногда ты дарила мне ее, и я позволял людям восхвалять себя, но сам не замечал их, как не замечал своих палачей эсхиловский Прометей. Ты замышляла приковать меня к скале твоего непостоянства, твоего равнодушия, твоей экзальтации? Слишком непрочные оковы, моя милая, я, подобно Гулливеру, стряхивал их с себя одним движением. Одиночество в пустыне — это банально. Утонченное, сладостное одиночество — это одиночество в гуще жестов и слов, страданий и страстей, когда в людском океане человек чувствует себя отчужденным, затерявшимся, недостойным… А когда человек приходит в себя или, вернее сказать, когда он снова приходит к людям, они говорят: «Что ты как с луны свалился?» А что такое эта луна, этот светящийся и укромный уголок мозга, как не жалкое свидетельство нашей духовной свободы? Вот, право, отличная концовка для этой главы!
ВЕРОЯТНЫЙ СЛУЧАЙ
Если бы человеческий род не славился своей забывчивостью, было бы, разумеется, излишним напоминать читателю, что я утверждаю лишь те истины, в которых уверен до конца. В отношении остальных я ограничиваюсь допущением их вероятности. Одну из таких вероятных истин я и рассматриваю в данной главе, которую рекомендую прочитать всем, кто проявляет интерес к исследованию общественных явлений. Как мне кажется — и в этом нет ничего невероятного, — между событиями общественной жизни и событиями жизни частной существует некое взаимное воздействие, осуществляемое регулярно и, быть может, даже с определенной периодичностью; существует, если выражаться образно, нечто, напоминающее приливы и отливы на морских побережьях. В самом деле, когда волна наступает на берег, она может захватить обширную территорию, но потом эта волна, уже ослабевшая, возвращается в море и рождает новую, еще более могучую волну, которая вновь атакует берег, а затем, как и первая, возвращается в родную стихию! Вот вам образ, а теперь посмотрим, удачно ли он применен.
Я уже рассказывал вам, как Лобо Невес, назначенный губернатором в одну из провинций, отказался от этого поста только потому, что указ о его назначении был подписан тринадцатого числа; этот поступок оказался роковым для мужа Виржилии: ему пришлось оставить министерство. Так частный случай суеверного предубеждения против некоего числа привел к событию общественному — к политическим разногласиям. Теперь остается проследить, как некоторое время спустя другое политическое событие обусловило уже в сфере частной жизни завершение этого взаимного воздействия. Характер моей книги не позволяет мне безотлагательно описать этот обратный феномен, и потому я ограничусь сообщением, что Лобо Невес через четыре месяца после нашей встречи в театре вновь помирился со своим министерством, — обстоятельство, которое читатель не должен упускать из вида, если он хочет проникнуть в тайный смысл моего рассуждения.
ДАЛМАТСКОЕ ВОССТАНИЕ
О новом повороте в политической судьбе своего мужа Виржилия объявила мне однажды октябрьским утром, между одиннадцатью и двенадцатью часами; и тут же принялась толковать о заседаниях, деловых беседах, о произнесенной Лобо Невесом речи…
— Так что на сей раз ты все же будешь баронессой, — прервал я ее.