Записки санитара морга

– Отлично! В понедельник утром домой пойдешь, не забудь ноги захватить, хотя бы штук пять. Закинешь их за лыжи, или какое ты там говно складируешь. Сначала повоняют немного, а потом мумифицируются.

– Ну и какую-нибудь небольшую бабульку еще зацепи, – ржал Плохиш. – В палисадничке на скамеечку ее посадишь втихаря, никто и не заметит. Сидит себе бабка и сидит. Чего ей еще на пенсии-то делать? А потом она мумифицируется, – не унимался Плохиш, вторя Бумажкину.

– По балконам много не распихаешь, – возразил я, затягивая шнурки на рукавах комбинезона и надевая перчатки. – Вот у Боряна дача есть. Тридцать соток, сам видел. Сейчас в хлебовозку загрузимся – и сразу туда. Забацаем там миниатюрный некрополь, с аллеями, дорожками… А потом начнем соседям места продавать.

– Вы сперва Маркину отдайте, а потом и планы на будущее можно строить. А то пока чего-то рановато, – мрачно пошутил Вовка, протягивая мне тюбик с ментоловой мазью.

Обильно смазав верхнюю губу, я тут же потерял обоняние. Нацепив на башку потешный чепчик, а на морду – хирургическую маску, я был готов к самой вонючей работе на свете.

– Жопу тоже надо бы смазать – работа быстрей пойдет, – сказал Плохиш, подходя с ключами в руке к двери, за которой нас ждала «Эстола», набитая ненужными, всеми забытыми людьми.

Наклонясь к двери вплотную, Борян, который еще не нанес мазь, шумно принюхался.

– Да не, нормально там все. Когда три компрессора разом сдохли, от двери уже серьезно несло, – со знанием дела сказал Плохиш. И открыл дверь.

Включив свет, мы с Борькой стали затаскивать ящики внутрь, расстилая в них большие куски полиэтилена. А Вовка отправился к термометру.

– Девять градусов, – вернувшись к нам, глухо сообщил он сквозь маску. – Ты, Боря, теперь понял, почему надо всех «безродников» бальзамировать? – задал он риторический вопрос Плохотнюку. – Потому, что девять! Девять градусов, вместо положенных трех. Если бы мы этого не сделали, здесь бы сейчас биологический Чернобыль случился. А так – вроде ничего… – неуверенно закончил он.

Первая партия ящиков была готова принять тех, кто сегодня же будет сожжен в печи Николо-Архангельского крематория. Задача перед нами стояла несложная. Берем подъемники и начинаем методично вынимать поддоны с ненужными людьми. Каждого кладем в ящик и плотно кутаем в полиэтилен, заворачивая особым способом. На поддонах лежат картонки с фамилиями, которые надо положить туда же. И продублировать фамилию на самом ящике фломастером.

Когда с трупами будет закончено, останется только забрать ампутационные отходы. Или ампутяк. Или окорока. Или просто ноги. Ноги, отсеченные у граждан хирургами нашей клиники. Для этого необходимо вынуть все поддоны одной секции, отчего образуется проход в стальное тело «Эстолы». И вот тут – ответственный момент. Взяв фонарик, надо зайти внутрь. А там испарения, концентрация… Мерзость, одним словом. Входить желательно на вдохе и, задержав дыхание, как Кусто, осмотреть «Эстолу». Если холодильник пуст – миссия завершена. Если нет – миссию нужно завершить. Только и всего.

Главный вопрос – что внутри (по десятибалльной системе). Один – можно работать без защиты, воняет слегка. Пять-шесть – при незащищенном дыхании первый же вдох закончится моментальной рвотой, возможна потеря сознания, отравление трупным ядом. Полный букет всяких палочек – это не считается. Десять – надо вызывать МЧС.

Стоя перед холодильником, мы надеялись на три. Но были готовы к четырем. Когда у «Эстолы» отказали компрессоры, было очень похоже на семь баллов. Не вдаваясь в подробности, скажу, что когда этот кошмар закончился, металл холодильника (поддоны, например) был обработан какими-то жуткими химикатами, замочен в хлоре и еще в чем-то таком, что уже давно запрещено использовать. После всех этих мытарств… На расстоянии двух-трех метров от поддона отчетливо пахло тухлой человечиной.

Взявшись за подъемники, мы с Борей задрали их наверх, скрипя ножными гидравлическими педалями.

– Делаем все очень быстро. Очень! – напомнил Вовка сквозь слои марли, хотя в этом напоминании не было надобности. Синхронно кивнув, мы приготовились освободить двадцать четыре всеми забытых мертвецов из заточения. Приготовились породниться с «безродниками», ненадолго став для них самыми близкими людьми, которые проводят в последний путь. Правда, так и не оплакав.

Распахнув двери холодильника, мы наполнили помещение тяжелым удушающим смрадом. Его темная зловещая утроба словно вглядывалась в нас, пытаясь понять, можно ли нам доверить похороны ее обитателей. Извлекая под холодные лучи ламп стальные поддоны, я старался не смотреть на взбухшие черно-синие тела, безжалостно изъеденные гниением и человеческим равнодушием. Просто швырял их в казенные ящики, одного за другим, обматывая мутным полиэтиленовым саваном. Сверху ложились официальные документы, обещавшие долгожданное погребение за счет государства на задворках Николо-Архангельского кладбища.