Записки сенатора

Еще при герцоге Вюртембергском начали инженеры его пытаться расширить круг своего действия: пустились в архитектуру и в решение вопросов политической экономии, — это как если бы фортепьянный мастер стал считать себя Моцартом, потому что у его инструментов тон хорош… Архитектура, однако, решительно не далась им. Бетанкуру поручено было устроить место для ярмарки в Нижнем, а он поставил пакгаузы так, что они каждую весну заливаются Волгою. Карбоньер построил не помню какое-то здание: оно провалилось. Дестрем, или кто-то другой, устроил канал, в который вода не согласилась течь. Мельников устроил купол на Троицком соборе, но первый ветер сорвал его, как парик с плешивой головы. Отучили они правительство поручать им дела, выходящие из их гидротехнической специальности, и в губернских городах учреждены строительные комиссии, независимые от управления путей сообщения. Клейнмихелю удалось, однако, поглотить эту часть в Главное управление путей сообщения и публичных зданий; но государь приставлял к инженерам дядек из архитекторов; инженеры сохранили за собой только часть подрядную, наиболее жирную.

Так мало-помалу инженеры путей сообщения стали в роль мужей государственных по кругу действия, военных — по мундиру, лакомых — по вкусу и богатых — по ремеслу!

Но всего более жаль мне комиссии. Департамент проектов составлен из начальников отделений — штаб-офицеров, столоначальников — капитанов и помощников столоначальников — поручиков, не только не бывавших на работах, но не умеющих отличить сосновое бревно от елового, как Громов выражался. Отсюда вышло, что проекты рассматривались глупо; сметы проверялись со справочными ценами — плодом фантазии письмоводителей магистратов; положение — с урочным положением, в котором нет здравого смысла (например, отвозка за 80 сажен на лошадях дешевле, чем на тачках, а за 110 сажен — первая дороже, а за 130 опять дешевле). Работа серьезная переродилась в канцелярскую, которая была бы столь же несносна для департамента, сколь бесполезна для правительства, если бы в ней не попадались калифорнийские россыпи.

Вместе с серьезною работою исчезло и убежище престарелых инженеров, которых я еще застал. Чтобы не выбросить их на улицу, стали сажать их в совет и во вновь учрежденный аудиториат, а как это оказалось очень удобным, то потом стали туда сажать и всякую сволочь. Что за совет, Боже мой, и я сидел в нем, и слышал собственными бедными моими ушами, как П. А. Языков протяжным благоговейным тоном возглашал, что он «вчера имел счастье играть у его сиятельства графа П.А. в вист с ее сиятельством графиней К.П., что его сиятельство изволил подойти к столу и сказать ему, что сегодня будет в совете дело такое-то и его сиятельство желает, чтобы оно было разрешено так-то».

Аудиториат! Отчего особое судилище для инженеров путей сообщения? Отчего не особый тоже для министерства юстиции, финансов и пр.? Когда я объявил графу Клейнмихелю, что не желаю более быть директором департамента, то он шутя отвечал мне, что меня не пустит; на замечание мое, что просьба моя написана на высочайшее имя (тоже шутя), что в ней выражена и причина просьбы и что государь, вероятно, признает ее законною, он шутя же отозвался, что не понесет моей просьбы государю. На это я заявил шутя, что я напишу письмо государю, на что последовала шутка, что он меня под суд отдаст; но я выразил ему убеждение, все шутя, что суд оправдает. Тут Клейнмихель забыл шутку. «Как? Мой аудиториат вас оправдает? Против меня? Этой наивности я от вас не ожидал!» — сказал он очень серьезно, но я тоже серьезно отвечал, что я буду судим сенатом. — «Ну, Бог вами! Какой упрямый!» — заключил граф и принял просьбу. Так вот польза особого аудиториата.

Мудрено ли, что выходили положения об устройстве городов, в которых читаем, что в Николаеве, Херсонской губернии, деревянные дома дозволяется строить только на задних улицах и что все дома и улицы должны быть снабжены водосточными дождевыми трубами. К несчастью, это положение передал государь князю Меншикову, который и объяснил Клейнмихелю, что в Херсонской губернии деревянный дом — необыкновенная роскошь, что в Николаеве только один деревянный дом, и это дом главного командира Черноморского флота, что на домах есть дождевые желоба, но не для того, чтобы спускать воду в водосточные трубы, а для того, чтобы сберегать воду, что дождь там редкость, а вода — сокровище. Вышло, что николаевское положение было списано с кронштадтского, а как и Николаев, и Кронштадт — военные порты, то и казалось, что городовые их положения должны быть симметричны.