Записки сержанта

«Управлять собой… Легко сказать! – думал Дмитрий. – Только настроишься на одну работу, а тебя уже перебрасывают на другую. Пропадает всякий интерес к работе! Торопишься, хочешь сделать больше, а ничего не получается». Дмитрий рад был бы не торопиться, а ничего не получалось: желание сделать больше брало вверх.

Через два дня профсоюзное собрание: «Подведение итогов работы за октябрь месяц».

Дмитрий не помнил случая, чтобы кто-нибудь выступил с критикой, опротестовал решение цехкома, были внесены изменения в списки «Лучших по профессии». Обычно голосовали списком.

«Что это за работа? – возмущался Дмитрий. – Сегодня тебе повезло, много работы, денежная; зато на следующий день – норма выработки падает до шести-семи рублей. Всякое творческое начало в работе гибнет на корню. Рассчитаюсь! Уйду с завода! Хватит с меня! Опять же в новом коллективе надо начинать все с нуля: заводить знакомства, утверждать себя в коллективе».

Дмитрий тяжело сходился с людьми.

Большие квадратные часы в цехе показывали без двух минут пять. Желающих уйти раньше с работы не было, никто не хотел рисковать. Накануне начальник цеха имел неосторожность при Лаптеве заговорить с Вершининым, парторгом, о трудовой дисциплине в цехе, о ранних уходах на обед, с работы и что пора этому положить конец. Лаптев все выболтал.

Весь цех, две смены, собрались у доски «Будни цеха» – большого деревянного щита. Одна смена уже свое отработала, второй – еще работать. Половину доски «Будни цеха» занимал табель соревнований между сменами. Другая его половина отведена под стенгазету, объявления. Тут же стоял стол, две деревянные скамейки, четыре стула. Все места были заняты. Кто стоял, Плотников с Садовским сидели на корточках, прислонившись спиной к шкафу с инструментами. У «Будней цеха» мастерами в сменах проводилась разнарядка. В обеденным перерыв здесь собирались любители домино, курили.

Где-то за пятнадцать минут до конца смены из электроцеха привезли вал. Надо было срочно его реставрировать. Валентин Петрович с Ельцовым вот уж десять минут решали, как быстрее, с меньшими затратами реставрировать вал. Вторая смена за столом забивала козла в домино. Градом сыпались удары на круглый, обитый пластиком стол. Подошел Клюев Сергей, слесарь. Пятьдесят два года. Среднего роста, светлые нагловатые глаза, густые брови, с ямочкой подбородок, прямой нос – мужчина хоть куда. И работник хороший.

– Что, девки, прижали зады? – насмешливым взглядом пробежался Клюев по лицам притихших женщин. – Боитесь проверки? Так вас и надо. А то ишь, свободу почувствовали. Дай вам только свободу, быстро на шею сядете и ножки свесите.

– Какую свободу ? – не совсем понимала Клавдия.

– А то, что вам теперь придется поджать животы. В обеденный перерыв теперь в магазин не сходите.

– Подумаешь.

– Конечно, что тебе начальник. Ты сама себе начальник. Замуж тебе надо, пока молодая. А то лет через пять тебя никто замуж не возьмет. – Не унимался Клюев.

– Это не твоя забота!

Раз как-то начальник цеха решил приструнить женщин, чтобы они не задерживались с обеда, не простаивали длинных очередей в заводском магазине, и получил отпор. Особенно неистовствовала Клавдия:

– А когда нам ходить? В шесть часов магазин закрывается. – Клавдия покраснела, маленькие глазки ее стали еще меньше; жирное лицо залоснилось. – Надо тогда магазин закрыть. Никому – так никому! Пусть и бухгалтера не ходят в магазин!

Клавдия росла и воспитывалась в детском доме. Закончила восемь классов, пошла работать. Получила специальность токаря, вышла замуж. Появился ребенок. Все как у всех. Но скоро муж запил, стал изменять. Развод. В прошлом году Клавдия получила квартиру. Жизнь налаживалась.

3

За столом у доски «Будни цеха» сидели Сидорчук, Плотников, Бобров и Копылова.

– Он попросил ее закурить, а она его матом, – рассказывал Сидорчук, строя из домино замысловатые фигуры. – Он ее ударил. Она упала, стукнулась виском об ограду. На следующий день ее нашли мертвой. Дали ему пять лет. Непреднамеренное убийство. К тому же он сам во всем сознался, пришел с повинной.

Плотников курил, он уже слышал эту историю, было неинтересно. Зато Зойка Копылова слушала Сидорчука, затаив дыхание. Высокая, худая. Она в первый же день работы в цехе (работала она уже пять лет) получила прозвище «Журавль колодезный». Ей не было еще тридцати, а выглядела на все сорок. Четыре раза выходила замуж. Детей у нее не было, рожала все мертвых.

– Зойка, ты когда пойдешь учиться в техникум? Собиралась. Давай учись! – сердито сдвинул брови Бобров. – Или ты всю      всю жизнь будешь работать инструментальщицей, по совместительству – уборщицей?

– Я, Олег, на следующий год буду поступать. Подготовиться надо.

– Да ты никогда не подготовишься. Потому что тебе лень.

– Олег, что ты пристал к женщине: учись, да учись! Она ученая. Верно? – подмигнул Плотников Зойке.

– …да, ученая, – кокетливо повела плечами Зойка.

– Она сама кого хочешь научит… – был Плотников большой любитель всякого рода неприличных разговоров.