Записки сержанта

Послышались шаги, звякнул ключ в замочной скважине, выстрелил замок.

– Что, «Униженные и оскорбленные»? – спросил младший сержант. – Кто из вас Голубцов? Голубцов?

– Иди, иди, Федор… Это тебя, наверно.

Федор встал.

– На выход!

Ярким было солнце из единственного окна в коридоре, нежным прикосновение… Младший сержант остановился перед дверью, обитой черным дерматином.

– Проходи.

Федор открыл дверь, прошел. За длинным столом у окна сидел невысокого роста капитан, справа – мужчина, склонный к полноте, в штатском. На стене К. Маркс. Капитан кончил писать, отложил бумаги в сторону, удостоил вниманием.

– Садитесь! – указал капитан на стул напротив. – Голубцов Федор Семенович. Паспорт. Разведен… Трудовая книжка. Вы, наверно, у нас проездом… мастер, технолог. У вас много благодарностей… и на тебе… Встретили знакомого?

Федор кивнул.

– Ну и отметили это на радостях, – посмотрел капитан на мужчину в штатском. – Вы хоть помните, что с вами было? Вы уснули за столом. Ваш товарищ ушел, бросил вас. Мы… подобрали… Первый раз в вытрезвителе?

И опять кивок.

– Семья, наверно, есть. Нехорошо.

– Федор Семенович! – вдруг взмахнул руками мужчина в штатском. – Зачем вам куда-то ехать? Оставайтесь у нас. У нас цементный завод. Нам нужны мастера. У меня в цехе Забелин скоро уходит. Я вижу, вы человек самостоятельный. Ну, а что попали… так со всяким бывает. Цех у меня теплый. Я – начальник ремонтного цеха, Власов Юрий Владимирович. Дадим мы вам комнату, – кончил Юрий Владимирович дирижировать. – Дня два, три поживете пока у меня. Сын у меня в деревне, приедет не скоро. Вы мне как-то сразу приглянулись.

– Соглашайтесь, – советовал капитан. – Квартиру вам сразу нигде не дадут. Вот ваши документы. Больше не попадайтесь.

– Федор Семенович, вы меня подождите на улице. У меня тут мой рабочий, Чесноков… Золотые руки, мастер своего дела, а – пьет, стервец!

– Ведь, – перебил Власова капитан, – и «бьют» за это дело: лишают тринадцатой зарплаты, отпуск в зимнее время, принудительное лечение… нет, неймется людям!

– Видите ли, Алексей Алексеевич, тут важно самосознание… Внутренний стержень у человека должен быть. Характер.

– Вы, Федор Семенович, свободны, – сказал капитан.

Федор вышел, и почти сразу вышел начальник цеха. Юрий Владимирович стал рассказывать про завод. Федор никак не мог вспомнить, куда ехал; что работал мастером, тоже не помнил, да это было и не удивительно: взрослым он вступил в эту жизнь, если бы он принял образ ребенка, тогда были бы и детство и юность, а так – как амнезия.

– Ну вот мы и дома, второй этаж… – Юрий Владимирович открыл ключом дверь. – Мария!

В прихожую прошла женщина лет тридцати-тридцати пяти, брюнетка… Запахло духами. И Федор вспомнил кафе, официантку… все как наяву.

– Мария. Жена моя. Это Голубцов Федор Семенович. Он поживет у нас дня два, три, пока не дадут комнату. Ты, Мария, не возражаешь?

– Почему должна я возражать? – сказала Мария низким грудным голосом. – Проходите, Федор Семенович. Устали с дороги? Женаты?

– Был, – вспомнил Федор про паспорт.

– Вы издалека? Откуда, все-таки?

– Ох уж эти женщины, все хотят знать, – ответил за Федора Юрий Владимирович. – Где газеты?

– Как всегда, на тумбочке.

– Бангладеш. «Положение на Ближнем Востоке обостряется». «Повышение эффективности производства».

– Мужчины, за стол. Юра… – с кухни звала Мария.

– Идем.

– Федор Семенович, но стопочку-то можно, – разрешал Юрий Владимирович.

– Конечно, – была Мария на стороне мужа.

И Федор выпил, от второй отказался; но больше двух рюмок никто и не пил. Мария ела мало. Федор стеснялся.

Юрий Владимирович ужинал плотно.

– Юра, пойдем в завтра театр? – испытующе глядя на мужа, вдруг спросила Мария.

Юрий Владимирович перестал жевать.

– Извини, Мария, но завтра я, наверно, не смогу.

Мария насупилась.

– А ты сходи с подругой. У тебя много подруг. Людмила, к примеру…

– «Людмила, Людмила…» Она не пойдет. Беременная.

– Мария, честное слово, завтра я не могу, – приложив руку к груди, оправдывался Юрий Владимирович, – работы много. Ремонты. В обжиге я слышал, мужики говорили, что начальников стало больше, чем рабочих. Федор Семенович, я на днях читал в журнале… Вы интересуетесь НТР? Сейчас столько шума у нас и за рубежом вокруг научно-технической революции. Буржуазные идеологи развивают теорию «Постиндустриального общества». Мол, рабочий класс себя изживает, будут «белые воротнички».

Мария вышла из-за стола. Юрий Владимирович замолчал.

– Мария, не обижайся, в отпуск я с тобой хоть на край света.

– Все вы все обещаете…

Это как бы касалось и Федора.

– Вот так и живем и «не ждем тишины», – тяжело вздохнул Юрий Владимирович. – Работаем, живем на будущеее, для будущего… Каким оно будет? Что нас ждет в двухтысячном году?

Юрий Владимирович принес из кухни пепельницу, сигареты.

– Курите? Правильно делаете. Вредная привычка. Хочу бросить, а никак не могу. Иной раз две пачки выкуриваю за день. Вы что все молчите?

За окном накрапывал дождь, капля за каплей.

– О чем задумались, Федор Семенович? – спросила Мария, выйдя из спальни, но ответа не дождалась. – Идите, отдыхайте. Ваша комната готова.