Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918

К завтраку пришло несколько крепостных офицеров. Разговор шел только о войне и действиях армии… После завтрака Екатерина Михайловна сама поехала проводить меня до гостиницы, а генерал мне сказал на прощание:

– Как только получу хоть какие-нибудь сведения, немедленно дам вам знать, сам приеду к вам!

Одно только было известно, что на Ольтинском направлении идут сильные бои[9].

Я попрощалась с генеральшей, поблагодарила ее за все и вошла в гостиницу.

У дверей стоял Гайдамакин.

– Что, барыня! Какие известия о Сарыкамыше?

– Никаких! Сами они ничего не знают! Все сообщения прерваны… Я завтракала у генерала. Теперь только спать хочу…

– Ложитесь, поспите. Ведь сколько ночей не спали.

– А у тебя есть место для спанья?

– Ах, да что вы обо мне думаете! Я везде найду себе место…

Несмотря на горе и душевное беспокойство, я моментально заснула, как только легла в постель… Проснулась я поздно вечером и не знала, что мне делать. В гостинице было тихо; на улице тоже. Я оделась и вышла на улицу. Темно – ни одного огонька. Людей тоже не видно. И стрельбы не слышно. Я постояла немного, почувствовала, как мороз пробегает по спине, и вернулась в гостиницу. Поднялась в свою комнату, не встретив ни одного человека. У меня не было ни книг, ни газет. Я не знала, что мне делать, спать тоже не хотелось. Но все же я разделась и легла, потушив электричество… – Открываю глаза. Светло! Разве я заснула? Посмотрела на часы – 8 часов! Я позвонила и сейчас же, постучав в дверь, вошел Гайдамакин.

– С добрым утром! Поспали хорошо! Я два раза слушал у дверей, тихо было…

– Ну и выспалась же я! Сразу за несколько дней! А что – новости есть?

– Да ничего нету, все говорят одно и то же.

– А именно что?

– Да верить-то не очень можно…

– Говори скорее, что слышал?

– Говорят, будто турки Сарыкамыш взяли, армия от базы отрезана и должна будто сдаться туркам в плен…

– Что?! Нет! Нет! Никогда этого не будет! До последнего человека будут биться, а в плен никогда не сдадутся!.. Один Кабардинский полк перебьет половину турок!.. Только люди, которые не знают Кавказских войск, могут говорить такие вещи… – Я сидела в постели. Меня била лихорадка от волнения. Я забыла, что передо мной стоит солдат – мужчина. – Никогда! Никогда не сдадутся в плен РУССКИЕ войска, да еще туркам!!

Мне хотелось в эту минуту быть там, среди закаленных бойцов. Стрелять, бить кулаками! Кусаться! Но в плен?! Никогда!! Только смерть может остановить борьбу!..

– Кофе я сварил для вас. На их кухне. Принести?

Я опомнилась.

– Кофе? Да, принеси!

Он принес горячий кофе, французскую булку, молоко, сахар.

– Ты записывай все, что будешь брать у них.

– Да я ничего у них не беру. А кофе – дак я сам сварил. А молоко купил, и булку тоже.

– Но это не хорошо. Нужно, чтобы гостиница имела доход от нас.

– Так, барыня, мы ведь военные! Они обязаны нам всякую уступку делать!

– Чего ради должны делать нам уступку и терять доходы? Теперь время наживы.

– Значит, мы, военные, будем терять все, а другие наживаться?!

– Конечно, так.

– Так мы же их защищаем?

– Все это верно, но все же, пожалуйста, плати на кухне за все, что берешь. Деньги у тебя есть?

– Деньги у меня есть. Но какой народ! А?!

Как только вышел Гайдамакин, я сейчас же встала, умылась из жестяного умывальника, оделась и решила идти в госпиталь, который был развернут в казармах Кабардинского полка. Вышла на улицу. Солнце, небо голубое! Но мороз такой, что сразу хочется вернуться обратно. Пошла пешком, хотя до казарм довольно далеко. Сегодня мне по дороге попадались группы молодых солдат – одни с ружьями, а другие без ружей; вид у них усталый и запуганный, глаза печальные. Потом в госпитале говорили, что это молодых новобранцев пригнали и обучают.

А вот и казармы кабардинцев.

В первом же корпусе на дверях большой красный крест и надпись: «7-й полевой подвижной госпиталь». Я пошла прямо туда. Что меня особенно поразило, когда я вошла в сени, это страшная грязь! После той идеальной чистоты, которая была здесь, когда жили кабардинцы, это особенно бросалось в глаза. Я вошла в помещение. В первом пролете у окна стояли два больших стола, за которыми сидело несколько человек в белых халатах и записывали что-то; что-то говорили врачи, которые осматривали раненых, лежавших и сидевших на полу.

Как и прежде, когда тут помещался первый батальон, каждая рота была отделена от другой огромной аркой. Теперь койки стояли в четыре ряда, имея проход между каждыми двумя рядами. На арках висели листы картона, на которых обозначены номера палат. Каждая палата имела два отделения. У коек, стоящих у окна, были столики с двумя отделениями: верхним и нижним, которые запирались на внутренние замки.

Я пошла к столам, где работали врачи, и увидела знакомого доктора, Божевского.

– Здравствуйте! Вы откуда взялись? – сказал он, протягивая мне руку. – Ведь вы в Сарыкамыше должны быть теперь?

– Только вчера приехала оттуда.

Он уставился на меня:

– Как вы могли приехать вчера, когда в Сарыкамыше турки и дорога занята ими? Что вы, по воздуху летели?