Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918

– Говорят, офицеры! А по одежде скорее солдаты. Но самые обыкновенные люди, и совершенно не страшные! – сказал доктор.

Один из турецкой группы разговаривал с каким-то русским офицером. Переводчиком служил им доктор-армянин. Турецкий офицер заявил, что сопровождавшие партию пленных армянские солдаты по дороге изрубили около четырехсот человек турецких солдат и офицеров. В живых остались только эти двадцать человек. Он так был взволнован, когда рассказывал это, что руки у него тряслись. Чтобы скрыть свое волнение, он держал полы своей шинели и бессознательно перебирал пальцами.

– Мы так с пленными не поступаем. Обезоруженный враг – солдат – становится нашим другом! А нас обезоружили и по дороге перебили. Мы просим виновных наказать за эту бессмысленную жестокость.

Когда он кончил говорить, руки у него еще больше дрожали, в глазах стоял пережитый ужас. Несмотря на голод (четыре дня их вели до Карса), никто из них не дотронулся до еды, которую им принесли из госпитальной кухни.

– Это ужасно! Обезоруженных пленных порубили! – сказала с возмущением сестра, стоящая рядом со мной.

Вдруг один из стоящих недалеко офицеров обернулся к нам.

– А вы посмотрели бы, что они сделали с армянскими жителями, которых они застали в Ардагане, и с теми беженцами, которых они догнали при наступлении! Все дома полны трупов! Женщин, детей – никого не щадили. Дороги усеяны их трупами! Ни один человек от них не спасся! Всех порубили! Я поручил армянской дружине сопровождать их потому, что у меня других людей не было! – закончил молодой офицер, тоже взволнованный не меньше, чем турецкий офицер. – Конечно, гуманности от армянских дружинников ждать не приходится. Когда у каждого из них только что, может быть, убиты отец, мать, или жена и дети.

Сестра совсем сконфузилась, почувствовала свою несправедливость по отношению к русским солдатам. Сколько она видела их, искалеченных вот такими же турками! И ее симпатии к туркам быстро меняются…

Возвращаясь в госпиталь, она уже с возмущением говорит:

– Ах, какие жестокие, перебили женщин, детей! А мы должны еще их кормить?

– Доктор, я сейчас видела пленных турок, – входя в перевязочную, говорю я.

– А, сестра, дайте лубок для ноги, – не слушая меня, сказал он.

Я помогаю доктору бинтовать ногу; поддерживаю лубок. Кость в двух местах прострелена. Нужно бы сейчас же сделать операцию. Но и в таком виде его довезут до Тифлиса, а там больше средств для такой серьезной операции. Там его положат после операции сразу в спокойное положение; а с переноской и с перевозкой отсюда до Тифлиса кости могут сдвинуться и неправильно срастись.

– Сестра, помогите мне наложить гипсовую повязку вот этому, – говорит другой доктор. – У него сломана ключица и раздроблено плечо.

Сначала мы перевязываем рану; потом накладываем гипс, и, утвердив плечо неподвижно, вешаем руку на косынку. Доктор написал по гипсу «есть рана».

– Доктор! Вот раненный в живот, – снимая марлю, говорю я. Доктор подошел и легко нажимает пальцами вокруг раны. Живот немного вздут, затвердел, и краснота вокруг раны…

– Сухую повязку и забинтуйте, – сказал он.

Мы осторожно наложили повязку, переложили со стола на носилки, и санитары понесли раненого на койку. Доктор делает мне знаки, чтобы я шла с носилками. Уложив раненого, я поручаю его другой сестре:

– Сестра, смотрите за ним. Он ранен в живот! Не давайте много воды пить, только немного смачивайте рот.

В перевязочной на столе лежит новый раненый. Сестра Аня разрезает ножницами толстый слой марли и ваты, намотанной вокруг бедра. Доктор моет руки.

– Доктор, я поручила раненого сестре Анаевой.

– Это хорошо; у него начинается перитонит. А у этого тазобедренная кость прострелена.

Я вымыла руки, но опустить в раствор сулемы не хватило мужества: кожа на моих руках представляла кровавые борозды, так потрескались – до крови. Старый фельдшер, которого мы, сестры, называли дедушкой и который заведует аптекой, часто приходит в нашу перевязочную. Он показал мне на большую бутыль, полную мутной жидкости:

– Это я приготовил средствие для вас, сестры. Чтобы ручки мазать после работы.

– Доктор, сейчас уже шесть часов. Пора кормить ужином раненых.

– Хорошо! Вот этим и закончим пока.

– Доктор! Мне, может быть, удастся завтра уехать в Сарыкамыш.

– Что?! Вы опять хотите попасть к туркам в плен? – строго спрашивает он. – Как вы можете ехать, когда поезда не ходят?! Или опять поедете на своих коняках с санитарами?

– Нет, я собираюсь более серьезно. Завтра пойдет первый поезд расчищать путь от турок.

– Ну, и вы тоже будете помогать расчищать путь? – сказал он.

– Нет, не буду; для меня всегда найдется работа, более подходящая по моим силам и знаниям.

– Слушайте, сестра Семина! Если вы любите вашего мужа, вы должны сидеть здесь и ждать, когда расчистят этот путь люди, которым надлежит это делать! Притом, вы мне нужны здесь при моих работах в операционной. И без моего разрешения вы покинуть госпиталь не имеете права.

– Доктор!.. Но ведь я пришла работать к вам как доброволец!