Записки Шанхайского Врача

Добрый аббат наивно полагает, что капиталисты раскаялись бы. В XIX веке ему, выросшему в стенах католической семинарии, а потом сразу уехавшему в Индию проповедовать «слово Божие», может быть, не ведомо было, что такое капитализм, но одно он понял: горсточка людей обогатилась за счет страданий миллионов бедняков.

Еще в 1945 году, сразу после войны, мои английские пациенты говорили мне, что Британской империи пришел конец. А это были обыкновенные английские купцы. Наблюдая в дальнейшем за развитием событий, я думал о том, насколько бизнесмены оказались умнее профессиональных политиков.

Однажды рано утром меня разбудил телефонный звонок. Звонил секретарь индийского генерального консульства Чаудри (много лет спустя я встретился с ним в Москве, он был уже советником индийского посольства, а его маленькая дочь Милу болтала по-русски совершенно свободно и без всякого акцента). Чаудри просил меня срочно приехать, так как один их сотрудник выбросил из окна девятого этажа свою жену.

Я хорошо знал эту пару. Сам он, нервный и многословный, приставал ко мне с бесконечными вопросами по поводу того, что ему можно есть и какие конкретно сорта мяса. Сначала я думал, что он хочет уяснить некоторые тонкости диеты, но потом стал подозревать, что вопросы питания интересуют его с чисто религиозной точки зрения. Она была молодой женщиной, совершенно истощенной каким-то неизвестным мне горем. По-английски она не говорила, а ее муж был настолько своеобразен, что приглашать его в переводчики не было смысла. Я ничем не мог ей помочь. Как можно было предвидеть, что произойдет трагедия? Все-таки необходимо, чтобы врач и пациент говорили на одном языке, хотя и в этом случае невозможно предположить, как сработает мозг сумасшедшего.

Почти все сотрудники индийского посольства жили в Уайфунг Хаузе - большом десятиэтажном доме, принадлежавшем Гонконг-Шанхайскому банку. Только генеральный консул занимал отдельный особняк с большим садом, расположенный довольно далеко от делового центра города. В Уайфунг Хаузе все квартиры были однотипными: четыре больших комнаты - гостиная, столовая и две спальных, а кроме них - комната-склад для вещей, кухня, туалет, ванная, комнаты и туалет для прислуги. Все сотрудники консульства, совсем молодые люди, имели не более одного-двух детей, а иногда и ни одного, но каждая семья занимала отдельную квартиру.

Кроме семейных, в доме жили два холостяка. Одного из них, высокого, стройного молодого человека, я знал, его звали Меета. Он не состоял в религиозной общине сикхов, но и не носил чалмы. Его квартира отличалась тем, что в гостиной вся мебель, диван и четыре кресла, стояла в ряд у одной стены, сдвинутая, чтобы высвободить площадь. Пол был исчерчен мелом кривыми линиями: Меета изучал европейские танцы и каждый вечер скользил со своей учительницей вдоль этих линий. Для разных танцев - танго, вальса, фокстрота - предназначались разные линии, но все они неизбежно перекрещивались, и я не знаю, как он в них разбирался. Пол напоминал бумажную выкройку для дамских платьев из журнала «Работница», на которой столько линий, что удивляешься, как наши дамы ухитряются по этим выкройкам одеваться. Я ни разу не приходил к Меета во время урока танцев, но часто пытался представить себе, что происходит, когда он случайно с линии танго попадает на линию фокстрота.

Всего одна лестница вела на большую плоскую крышу Уайфунг Хауза, где старший инженер Гонконг-Шанхай-ского банка Клементс построил себе дом, который стоял посредине и представлял собой одноэтажное здание, вернее, анфиладу комнат. Гость попадал с лестницы сразу в большую гостиную с баром, направо дверь вела в столовую, затем в гостиную, потом в спальную и дальше в ванную. Налево от гостиной находилась комната для распределения пищи и хранения сухих продуктов - «пан-три», за ней шла кухня, комнаты для прислуги, их туалет, душевая и комната-склад для вещей. Весь фасад этого сооружения был сплошь из стекла. Но главная прелесть - сад на крыше. Что там висячие сады Семирамиды! Клементс все устроил намного лучше. Повсюду были расставлены большие майоликовые кадки с пальмами и олеандрами. В кадках поменьше садовник выращивал всевозможные цветы. Каждую осень Клементс устраивал у себя на крыше выставку хризантем, с роскошью которой не могла сравниться ежегодная выставка в Джессфилд-парке. Для гостей под пальмами стояли плетеные кресла, в правом подлокотнике каждого кресла проделано отверстие, чтобы удобно было ставить стаканы с напитками.