Записки штурмана

Иду дальше. Ем рябину. Знаю, что не позже, чем через день, буду у своего самолета. Можно позволить себе роскошь съесть целую горсть вкусной терпкой ягоды. В запасе у меня еще немного рябины, половина мятной лепешки и четверть палочки шоколада.

Стало очень жарко. Решила устроить привал. Прилегла отдохнуть. Прикрыла босую ногу курткой и с наслаждением вытянулась.

Я лежала в пихтовом лесу. Высокие голые стволы поднимались надо мной, словно мачты корабля. Они заканчивались где-то там, далеко вверху, шапками золотых ветвей. Сквозь причудливый узор ветвей и игл я видела ярко-синее, спокойное, безоблачное небо. Крона пихт была залита солнцем. Вся эта волшебная картина напоминала полотна старинных итальянских художников.

Шум моторов вернул меня к действительности. Опять прилетел самолет и бреющим полетом стал ходить совсем близко от меня, за лесом. Поднимаюсь, иду вдоль мари. Огибаю угол леса и вдруг вижу вдали блестящее серебристое хвостовое оперение моей красавицы «Родины».

Взволнованная, радостная, спешу вперед, стараюсь разглядеть все, что творится у нашей машины. Вижу, что там не два человека, а гораздо больше.

Прикидываю, что до «Родины» еще два-три километра. Это означает три часа пути по болоту. Первая моя мысль — заночевать на опушке леса, а рано утром, пока болото еще подмерзшее и подруги мои будут спать, незаметно подойти к самолету. Но я увидела, что от самолета отделяется группа людей. Они уходят. И верно: кто может думать, что я жива, — ведь я уже пропадаю десятые сутки. Наверное, так и решили: нет Маринки в живых… и двинулись к реке…

Сразу отпадает мысль заночевать на опушке леса. Напрягаю все силы, чтобы быстрее двинуться к самолету.

Поднимаю высоко над головой свой пистолет и даю два выстрела. Ветер относит выстрелы в сторону, их никто не слышит. Никто не обращает на меня внимания. «Ну, — думаю, — дайте мне только до вас добраться».

Быстро продвигаюсь к самолету. Сейчас уже вижу, что группа людей движется не от самолета, а как раз наоборот, приближается к «Родине» с противоположной стороны. Ясно, что это партия людей пришла нам на помощь. Но все равно, ночевать в тайге не стоит. Они, наверное, пришли, чтобы утром увести Валю и Полину к реке. Во что бы то ни стало нужно сегодня добраться до них.

Вскоре до меня донеслись мужские голоса и голос Полины. Полина кричит: «Давайте сюда кисель, будем заваривать!» Я не удержалась и выстрелила свой последний патрон. В ответ услышала крик Полины:

— Марина идет! Идет одна, ее не ведут!

От самолета отделилась группа людей и побежала ко мне через болото. Они увязали по колена в воде, прыгали между кочками, спотыкались, летели со всех ног. Впереди всех с обнаженной головой бежал высокий долговязый человек. Он подбежал ко мне.

По петлицам вижу, что это — военный врач 2-го ранга. Первой моей мыслью было: «Ну вот, — на болоте, и врач. Наверное, он не разрешит мне есть, посадит на диэту… И откуда он взялся?..» Но на груди врача — орден Красной звезды и значок парашютиста-инструктора с подвеской «105». «Ну, — думаю, — если этот доктор сделал сто пять прыжков с парашютом, то он должно быть больше парашютист, чем доктор».

Доктор подбежал ко мне, обнял, расцеловал, по щекам у него текли слезы. За ним подбежали и остальные. Тут и капитан, и старший лейтенант, и лейтенант, и младшие авиационные специалисты. Вот еще бежит человек со значком инструктора парашютного спорта. А вот другой, со значком мастера парашютного спорта. Подбегает полковой комиссар, за ним Полина. Полина все такая же, только при виде меня она громко плачет, обнимает меня, целует. Мы с ней присаживаемся на кочку, она рассматривает и ощупывает меня. А тем временем люди, которые подошли к самолету с другой стороны, тоже подбегают к нам. Это не летчики. Они в гражданской одежде. Я вижу пожилого колхозника-эвенка. Все они меня обнимают, целуют, плачут. После всех приходит Валя. Она в это время была занята: выкладывала сигнальное полотнище для самолета, который летал над «Родиной».

Меня хотят поднять на руки и нести к самолету. Я смотрю на своих новых товарищей ласково, думаю: «Какие чудесные люди», и говорю:

— Ну разве в нашей стране пропадешь! Не захочешь найти самолет «Родина», а найдешь!

Я отказываюсь от их помощи, но охотно отдаю доктору Тихонову свой тюк с обмундированием и, опираясь на палку, иду к самолету.

Подхожу, осматриваю свою кабину. Все в порядке, все приборы целы, даже ни одно стеклышко не полопалось. Хорошо Валя посадила машину. Мне можно было и не прыгать… Сама Валя говорит, что если б я осталась в самолете, то даже не набила бы себе шишки на лбу…

ЛАГЕРЬ САМОЛЕТА «РОДИНА»

Доктор Тихонов открывает свой лазарет прямо на плоскости. Развернул медикаменты, протирает мне ссадины, смазывает иодом. Лейтенант Олянишин разводит кухню, которую он устроил из кислородного аппарата. Я прошу:

— Дайте поесть и как можно больше!

Мне дают кусочек куриного филе, немного бульона и чуточку киселя.

Валя говорит:

— Маринка, а мы все время держим в термосе горячий чай, чтобы тебе не пришлось дожидаться.