Затем она начинает рассказывать о том, как их нашел летчик Сахаров. Я спросила, какого числа это было. Оказывается, третьего.
— Значит, я ошиблась на один день. Мне казалось, что вас нашли четвертого.
— Миша Сахаров увидел нас третьего. Он снизился, развернулся над нашим самолетом и улетел в сторону Комсомольска. Потом снова вернулся посмотреть на нас. На другой день была большая воздушная операция. Ты не можешь себе представить, что нам накидали с воздуха: мешки с теплой одеждой, валенки, резиновые сапоги. А в одном свертке в полушубке я нашла банку с вареньем. Теперь Полина из этого варенья вместе с сухим порошком кисель варит. Мы хотим ей присвоить звание ученого гастронома. Знаешь, Прасковья Васильевна, оказывается, положила нам еще один мешок с продуктами. Там была копченая грудинка, ветчина и икра. Но икра тебя не дождалась, мы ее съели, Маринка.
Валя говорила, говорила без умолку. А Полина между тем принесла маленькие платочки, на которых было вышито: «Марине». Оказывается, эти изящные платочки сброшены тоже с самолета, они вышиты девушками-хетагуровками в Комсомольске. Мне показали целую кучу маленьких листовок, которые сбрасывали самолеты.
Беспредельно рады, что в результате проявленной о вас заботы партией, правительством и лично великим Сталиным удалось вас обнаружить. Принимаем все меры для оказания вам необходимой помощи, чтобы как можно скорее вас увидеть и горячо пожать ваши крепкие руки.
3 октября 1938 г.»
На душе становится радостно.
Меня знакомят с людьми, пришедшими нам на помощь. Но их так много, что я не могу сразу запомнить все фамилии. Меня наперебой расспрашивают, видела ли я зверей в тайге? Девушки рассказывают, что их навещали медведи.
Но доктор Тихонов решает, что слишком много впечатлений для одного дня, и прогоняет меня спать. Одетая во все чистое и сухое, утолив голод, — в первый раз за столько времени, — попив горячего чая, я залезаю внутрь фюзеляжа, ложусь на мягкий шелковый парашют и пытаюсь заснуть. Но как заснуть, когда находишься в таком веселом лагере. Отовсюду раздаются молодые, звонкие голоса. Слышу голос доктора: «Не мешайте ей спать, не смейте лезть в кабину!» Милый доктор!
Но все-таки каждую минуту в отверстие кабины просовывается то одна, то другая голова. Я уже начинаю их различать. Каждая голова спрашивает:
— Ты еще не спишь?
— Мы так и знали, что ты придешь.
А сверху кто-то вторит:
— Здорово, хорошо получилось!
Все это развлекает меня. Сон не идет. Меня глубоко трогает и волнует внимание товарищей, за несколько часов ставших мне близкими друзьями. Я чувствую небывалую теплоту, меня согревает эта трогательная забота.
Доносится вкусный запах жареного. Различаю голос лейтенанта Олянишина, предлагающего всем пристроиться к омлету. Снова веселая возня. Потом начинается серьезный разговор. Кто-то говорит:
— Маринка пришла, завтра тронемся в путь.
Ему отвечает тихий голос:
— Да, но нужно позаботиться о носилках для Маринки. Ей нельзя итти пешком.
Я кричу из фюзеляжа:
— Нет, пойду пешком!
Моментально в кабину свешивается голова доктора:
— Я вам велел спать, и вы обязаны мне подчиниться. Мы вас завтра понесем на носилках, — и голос доктора угасает в темноте.
Потом я слышу, как размещаются ребята. Одни — в кабине, другие — снаружи. Кто-то кричит:
— Я полезу спать в штурманскую рубку!
Тут я с особой нежностью вспоминаю свою штурманскую кабину и думаю: «Как хорошо, что она цела».
Несколько человек ложится спать на бензиновых баках. Мне скучно, я прошу Валю и Полину притти ко мне. Валя ложится рядом со мной, я крепко ее обнимаю. Впервые за столько дней я окружена людьми. Полина устраивается у нас в ногах. Наступает тишина.
Но мне не спится. После свежих ночей в тайге мне душно в кабине, не видно звезд.
Шопотом спрашиваю Валю:
— Ты спишь?
— Нет, не сплю. Как я рада, что ты пришла!
Мы начинаем вполголоса разговаривать. Скоро к нам подползает Полина, которая тоже не может заснуть от избытка чувств. Валя говорит: