Записки следователя

Случается, впрочем, что и самые добросовестные свидетели отходят в своих показаниях от истины. Дело в том, что человек – не кинокамера, мертво, но точно фиксирующая то, что «увидел» ее объектив. Рассказывая о том или ином событии, свидетель нередко излагает не то, что было в действительности, а то, что он увидел, услышал, заметил, запомнил, понял или вообразил. Он излагает факт, пропустив его через призму своей личности, своего видения, слуха или разумения, окрасив тем самым этот факт всей палитрой своих индивидуальных физиологических и психологических свойств. Вот почему то, что увидел и заметил, скажем, свидетель Иванов, зачастую расходится с тем, что увидел и заметил свидетель Петров, хотя они оба полны добросовестного стремления сообщить следствию то, что они видели своими собственными глазами. (Вот именно, собственными! Но ведь глаза-то бывают разные!) В этом смысле поговорка: «Он врет, как очевидец» –

полна глубочайшего смысла.

Разумеется, все это не снимает важного значения свидетельских показаний. Речь идет лишь о психологии свидетельских показаний, которую криминалист должен всегда учитывать и помнить.

Вот почему, допрашивая в качестве свидетелей сотрудников пушной базы, я тщательно взвешивал их показания, их версии, их догадки, даже в двух случаях их подозрения. Эта осторожность себя оправдала.

Так дошла очередь до вызова на допрос Люси. То, что она была заметно взволнована, не отличало ее от других свидетелей. Сам факт вызова к следователю – это «не изюм», как сказал мне однажды пожилой бухгалтер, тоже вызванный в качестве свидетеля. В данном случае Люся, как и все сотрудники базы, была, естественно, взволнована фактом ограбления.

Все это я хорошо понимал, но вместе с тем обратил внимание, что эта молодая девушка как-то особенно угнетена и подавлена. Ее припухшие, красные веки, опущенные углы рта, ускользающий взгляд и нервная дрожь не могли быть отнесены только за счет волнения в связи с вызовом к следователю. Вместе с тем она производила хорошее впечатление.

Я подумал, что у этой девушки, по-видимому, произошла какая-то личная драма, не имеющая отношения к интересующему меня делу, но все же решил осторожно выяснить причины ее угнетенного состояния, сделав это уже в конце допроса, когда между мной и свидетельницей возник тот психологический контакт, без которого бессмысленны попытки получить откровенный ответ на вопросы интимного характера.

После обычных вступительных вопросов начался разговор об обстоятельствах ограбления.

– Скажите, не создалось ли у вас впечатления, – спросил я, – что грабители были отлично осведомлены о том, где именно и какие именно хранятся меха?

– Да, все так считают, – ответила Люся.

– Не возникают ли у вас в связи с этим какие-либо предположения или догадки?

– Право, не знаю.. Мне никто не высказывал. .

– А лично у вас какое мнение в связи с этим делом?

Какая-то искра вспыхнула в ее глазах, она покраснела и тут же опустила глаза.

– Не знаю.. Но я не допускаю, чтобы кто-нибудь из наших мог быть замешан.

– Понимаю. Но иногда, сами того не зная, люди оказывают содействие преступникам. Лишней болтовней, скажем. . Бывают и неосторожные знакомства, связи. . Не так ли?

– Н-нет.. – запнулась девушка. – И разве я могу знать, кто с кем знаком?..

Она пролепетала эти слова, так и не подняв глаз. Дыхание ее стало учащенным. И она тщетно пыталась скрыть это.

– Вы напрасно так волнуетесь, – сказал я. – И, если позволите быть откровенным, у меня создалось впечатление, что вы чем-то угнетены. Я далек от мысли, что это имеет отношение к делу. Но, может быть, я могу вам чем-либо помочь, посоветовать? Мало ли что бывает в жизни.

Она молчала, как бы что-то взвешивая и на что-то еще не решаясь. Я не торопил ее – это было бы бестактно и назойливо.

– Если вы так любезны, – начала она наконец, – то я хотела бы узнать.. Я разыскиваю одного человека.. Знакомого.. Как в таких случаях надо действовать?

– А что случилось с вашим знакомым, если это не секрет?

– Он куда-то пропал. . Вот уже несколько дней..

– А вам известен его адрес или место работы?

– Я знала. . То есть он говорил. . Он говорил, где работает.. Но там его нет...

– А вы сами справлялись?

– Да. Сказали, что такого нет.

– А дома у него справлялись?

– Я не знаю его адреса.. Он говорил, что живет где-то на Кирочной.. Но где – не знаю..

– Ну, этому легко помочь. Я могу навести справку в адресном бюро. Тут же, при вас. Кстати, давно он исчез?

– Последний раз я видела его днем во вторник. Во время обеденного перерыва.

– Ну, это не так уж давно, – произнес я, мысленно отметив, что именно в ночь со вторника на среду была ограблена база. Судьба Люсиного знакомого стала уже и для меня небезразличной.

Выяснив, что фамилия Люсиного знакомого Тышкевич, а имя Феликс, я в присутствии девушки навел по телефону справку в адресном бюро. В Ленинграде оказалось семнадцать Тышкевичей, из них два Феликса. Но одному из этих двоих было шестьдесят два года, а другому – пятьдесят три.

Люся решительно отказалась от обоих. И тут же, поняв, что была обманута, заплакала.