Записки следователя

Старик опять усмехнулся, на этот раз коротко и почему-то ядовито.

— Вы, наверно, думаете, — сказал он, — что я вас уважаю за таланты? Во-первых, талантов особенных нет и уменья пока нет особенного, хотя не скрою, по-видимому, уменья набираетесь. Может быть, и таланта. Но дело не в этом. Раскрываете вы больше, по-вашему говоря, преступлений, чем царские сыщики. Тут ничего не скажешь. Но ведь это дело обоюдоострое. Вот, скажем, я из-за этого свою работу не бросил бы. Человек я опытный, дело знаю. Вы бы стали умелей, и я бы понял, что надо стать похитрее, и стал бы. Ведь у меня-то времени больше. Одно дело в год мне достаточно. Значит, время подумать есть. Что-нибудь да придумал бы новое. Это, конечно, если бы я был мальчишкой, который начитался Пинкертона да Картера и думал бы, что в жизни все так и бывает. Мол, честные сыщики ловят хитрых грабителей. Мне бы тогда интересно было работать. Рискованно, но интересно. Ну, а риск во всяком деле есть. Риску бояться, так и по улицам нельзя ходить. Я вот до революции шесть скаковых лошадей держал и играл на бегах крупно. Иногда проигрывал, иногда выигрывал. Но, к сожалению, не мальчик и знаю, что Картера и Пинкертона писали голодные студенты по двадцать пять рублей за книжку. А настоящий Пинкертон провокаторов посылает к забастовщикам в Соединенных Штатах. Забастовки подавлять помогает. И что никакой романтики нет ни в ограблении банка, ни в поимке преступника. Все, молодой человек, одна только коммерция. А в коммерции нужны обязательно две стороны: покупатель и продавец. Иначе никакая коммерция не получится. Так я работал всю жизнь, так привык и иначе не могу. А вы законы игры нарушили, так что игра для меня стала наверняка проигрышной. Зачем я буду в нее играть?

— Не понимаю, — сказал Васильев.

Старик посмотрел на дверь, потом на Ивана Васильевича.

— Гражданин следователь, — прошептал он совсем тихо, — возьмите у меня сто тысяч рублей.

Васильев обалдел. Ему даже показалось, что он ослышался. Но у Тихомирова был такой конспиративный, такой таинственный вид, что, очевидно, старик в самом деле это сказал.

— Получите наличными, деньги у меня приготовлены. Вы меня вызовете еще раз для выяснения подробностей, и я вам их сюда принесу. Я вам верю. Вы человек порядочный, не подведете. Деньги наличные, сторублевыми ассигнациями, тысяча штук.

Васильеву стало интересно. В первый раз в жизни ему предлагали взятку.

— И что же я должен за эти сто тысяч сделать? — спросил он спокойно. — Мишу освободить уже невозможно.

— Черт с ним, с мальчишкой, — шепнул Тихомиров, — толку из него все равно не будет. Просто вывести меня из дела, и все.

Васильев рассмеялся и сказал:

— Нет, спасибо, я в зарплату укладываюсь. А вот за то, чтобы узнать, откуда у вас эти сто тысяч, я бы дорого дал.

Тихомиров опять рассмеялся и смеялся долго, потом достал платок и вытер со лба пот.

— Ну вот, — сказал он, — как же можно с вами вести дело? Я вам предлагаю сто тысяч за то, что вы все равно сделаете бесплатно. Ведь меня вы и так отпустите, улик против меня нет. Да и в самом деле, я после революции работу бросил. Значит, вас бы любое начальство одобрило, поскольку держать меня не за что. И сто тысяч у вас были бы в кармане. А вы не берете. Я вот преступник-удачник, ни разу не сидел, а брал до революции крупные дела. Вы думаете что же, в царское время следователи были глупые? Были разные, и глупые и умные. Значит, что же, идти на риск? А вдруг на умного налетишь. Вы, наверно, слышали про мое дело с Вознесенским ломбардом? (Васильев кивнул головой.) Ведь знаете, как об этом газеты шумели? Я было начал вырезки собирать, да бросил. А дело, в сущности, нехитрое. Ну, разведали, конечно, ломбард. Вскрыть можно, инструменты у нас первоклассные, люди подобрались умелые, работу понимающие. Пять человек, один к одному. С чего же мы начали, как вы думаете? Маски заказали, оружие? Ерунда все это. Пинкертон! Я тогда еще в Москве жил, приехал, занял люкс в «Европейской», побрился, постригся и пошел… куда бы вы думали? К околоточному. Ну, он меня встретил с почетом, видит — человек богатый, представительный. «Чем, — говорит, — могу?» Я вынул десять тысяч и говорю: «Вот, — говорю, — это вам на память от компании уважающих вас людей». Он, видно, был не дурак, глазом не сморгнул и говорит: «Весьма, мол, почтен. Чем смогу доказать мое к вам ответное уважение?» А денег, между прочим, не берет, я их так и держу. Я ему говорю прямо: «Думаем, — говорю, — взять Вознесенский ломбард. Нужна ваша помощь». — «Дело, — говорит, — большое». А я ему говорю: «Столько же получите сразу после дела». Он задумался. «Двадцать тысяч, — говорит, — хорошо, а вы со второй половиной не удерете?» Я только руками развел. Он молча взял деньги, и дело было заметано.

— И помог? — спросил Васильев.