Записки следователя

Практиканты узнали его сразу. Больно характерный был у него вид. Семкин, один из трех весело болтавших друзей, пожал руки двум остальным и пошел по другой стороне улицы, незаметно поглядывая на Горбачева. Двое остальных перешли улицу и тоже простились. Петушков остался стоять на тротуаре, поглядывая на часы, как будто ждал человека на заранее условленное свидание, Калиберда вошел в дом и поднялся на четвертый этаж.

Калиберда очень волновался. Он привык бороться с нарушителями закона, а тут вдруг приходилось самому нарушать закон. Черт его знает, а вдруг он не только следов убийства, но даже самогона не найдет! А Горбачев застанет его в квартире. Ох, и попадет же ему от начальства!

Дойдя до двери Дмитриевской квартиры, Калиберда наклонился к замочной скважине и втянул носом воздух. Как будто тянуло закваской, но черт его знает, может быть, он сам себя убедил, вот и чудится.

Сверху послышались шаги. Кто-то спускался по лестнице. Калиберда выпрямился и стоял с таким видом, будто только что постучал и ждет, пока ему откроют. Спускался пожилой человек. Он внимательно оглядел Кали-берду, но, не увидев ничего подозрительного, спокойно пошел дальше. Калиберда вынул из кармана отмычки и, уверенно действуя ими, быстро открыл дверь. Он вошел в квартиру. Здесь запах закваски был очень силен. Сомнений не было: самогон гнали здесь же, в квартире. Калиберда заложил ручку двери стоявшей в углу палкой, чтобы дверь не открылась, и осторожно, стараясь ничего не коснуться и ничего не сдвинуть с места, вошел из передней в комнату. Здесь было жарко и душно. Окна были закрыты наглухо. Никелированная кровать была застлана газетами, чтобы не пылилась. На туалетном столике стояло зеркало и какие-то флакончики и коробочки с дешевой парфюмерией. Все это было покрыто пылью. Очевидно, это была спальня супругов Дмитриевых, пустовавшая со дня их отъезда. До второй комнате стоял обеденный стол, над которым свешивался оранжевый абажур юбкой. Рядом -диван с высокой спинкой, на спинке — полочки, на полочках — семь слонов. Здесь тоже все было покрыто пылью. Из-за плотно закрытых окон было жарко и душно, и в духоте жужжала какая-то неудачница муха, все не находившая выхода из этой тюремной камеры. И в жужжании ее слышалось негодование, вызванное, вероятно, тем, что вот уже две недели здесь никто не обедает и мухе совершенно нечего есть.

Калиберда внимательно посмотрел на пол. Ему вдруг пришло в голову, что он может на пыли оставить следы. Но слой пыли был недостаточно густ, следов не было видно. Аккуратно закрыв дверь, Калиберда перешел в третью комнату. Здесь уже запах закваски прямо ударял в нос. Конечно, здесь и жил Горбачев. У стены стояли две большие дубовые бочки с закваской. Сомневаться не приходилось. Запах прямо заполнял комнаты. Все-таки Калиберда сунул палец в бочку и облизал его. Закваска была хорошая. Видно, Горбачев гнал не из какой-нибудь дряни, а из самого чистого сахара.

Из мебели в комнате была только узкая железная кровать, покрытая солдатским одеялом, и деревянная табуретка. Окна и здесь были тоже закрыты, для того, наверно, чтобы запах не выходил наружу. Мух здесь было много, и жужжали они весело и торжествующе. Напились, видно, закваски и веселились теперь пьяные. Калиберда прошел на кухню. Здесь стоял дощатый стол и еще две дубовые бочки, тоже с закваской. А на плите, ничем не прикрытый, высился сверкающий медью змеевик. Калиберде довелось уже несколько раз накрывать с поличным самогонщиков, и технику производства он знал хорошо. Он отметил про себя, что дело у Горбачева поставлено солидно, такой змеевик не дешево стоит сделать. Видно, Горбачев был совершенно уверен в своей безопасности, иначе он хоть прикрыл бы чем-нибудь свой аппарат.

С самогоном все было ясно. Но не для этого же забирался тайком Калиберда в чужую квартиру. В углу были сложены дрова, а рядом лежала куча бумаги. Здесь были и целые газеты, и клочки газет. Калиберда наклонился. Да, на многих газетах и на клочках можно было разобрать надписи «Чиков» и «Дмитриев». Подозрение Васильева бесспорно подтверждается, и все-таки это еще не доказательство. Ведь мог же тем не менее Горбачев все начисто отрицать. Ну, самогон гнал, тут уж не отопрешься, а в убийстве не виноват. Может, случайно в домоуправлении кто-нибудь взял газету; может быть, и нарочно подсунул обрывки с фамилиями, чтобы навести подозрение на невинного.