Все подписи на этом документе были сделаны кровью. Я прочел договор и спросил:
– Сколько вам лет, Чернова?
– Через месяц будет шестнадцать.
– Ну ладно. Одевайтесь, вы поедете с нами.
Зоя стала одеваться, привычно напудрилась, поцеловала мать и, не глядя на отчима, вышла вместе с нами.
Мы отвезли Зою в домзак (место предварительного заключения), сделали необходимые распоряжения о вскрытии трупа и поехали домой.
Было уже поздно, около трех часов ночи. Улицы были пустынны, давала о себе знать осенняя сырость. Укутавшись в пальто с поднятым воротником, я молчал. Я думал о Зое, об этом необычном деле, в котором детская романтика переплелась с патологической жестокостью и профессиональным спокойствием, о мотивах этого убийства.
– Что задумались, Лев Романович? – спросил вдруг начальник первой бригады угрозыска, сидевший рядом со мной. – Дельце-то сегодня не совсем обычное. А ведь Зоя держалась молодцом, не всякий «специалист» так сумеет. С характером, видно, девушка. А отчима заметили? Тоже, я вам доложу, фрукт. Одна физиономия чего стоит.
– Это верно, – ответил я, – насчет семейного очага дело у Зои, видно, обстояло неважно. Но ведь девочке шестнадцати лет еще полных нет. Откуда эта ранняя зрелость, этот уверенный тон, эти манеры? Ну ладно, разберемся, выясним.
Машина остановилась у моего дома. Я простился с товарищами и пошел к себе.
Утром следующего дня состоялся первый допрос. Зоя встретила меня легкой улыбкой, как старого знакомого.
Я решил беседовать с нею запросто, без излишней официальности. Объяснил ей, что она будет предана суду, что нам важно узнать всю правду, что всякие попытки ввести в заблуждение будут бессмысленны, потому что я все равно буду проверять ее показания, сопоставлять их с показаниями других.
Зоя слушала меня внимательно. Когда я закончил и предложил ей все рассказать по порядку, она сказала:
– Странно думать, что теперь я буду что-нибудь скрывать. Я, конечно, все вам расскажу. Я знаю, что представляю для суда большой интерес, что Я не обычная преступница. Ведь, наверно, в газетах будут много писать о нашем деле. Но я хочу, чтобы все сообщения в газеты по моему делу мне предварительно показывали.
– Ошибаетесь, Зоя, – ответил я. – Напрасно вы думаете, что вы и ваше преступление представляют такой исключительный интерес. Скажу вам откровенно, что героиней никто вас не считает и считать не станет. Что же касается газет, то вряд ли их будет интересовать ваше дело. Оно ни с какой стороны не любопытно и не показательно.
– Тогда зачем же вы интересовались подробностями? Убила, и кончено. Судите меня по закону.
– У меня служба такая, что я должен интересоваться подробностями. А лично меня, поверьте, они мало интересуют. Впрочем, если не хотите, можно закончить допрос. Решайте.
Зоя задумалась. Я понял, что она разочарована в своих ожиданиях. Ей бы больше улыбался «громкий процесс», газетные статьи, интервью, шум.
– Хорошо. Я буду вам все подробно писать. Только, если можно, лично.
– Пожалуйста. Вот бумага и перо.
Прошло несколько дней. За это время я тщательно знакомился с биографией Зои, условиями, в которых она выросла и воспитывалась. Читал ее дневник, несколько раз беседовал с нею, с Ивановой, с третьим членом шайки – Георгием Ленским. Картина все более прояснялась.
Зоя родилась в уездном городе Волковыске Виленской губернии. Вскоре после рождения Зои ее мать была брошена мужем – мелким чиновником. Очутившись в тяжелом положении, мать стремилась избавиться от дочери, определила ее в приют, заявив, что Зоя – подброшенный ребенок. Однако вскоре выяснилось, что это неправда, и Зою пришлось взять обратно. Два года они жили из милости у чужих людей, пока мать не вышла вторично замуж за Чернова. Потом началась война. Черновы оказались в области, занятой неприятельскими войсками, переходящей затем из рук в руки. Война, кровь, снаряды, вторжения войск, беженцы, постоянный страх, голод – вот первые детские впечатления Зои.