Записки следователя Ротыгина

– Ясен перец! Разве так в театральный в наше время из Мухосранска поступишь. Вот и дядины хлопоты пропадут. Жалко, может артисткой бы стала.

– Жалко, – уныло согласилась девушка, и глаза ее стали слегка влажные.

– Так то ты ничего, – киллер окинул ее хрупкую нежную фигуру оценивающим взглядом с ног до головы, – мне такие нравились и нравятся. Может, там глядишь, и в киношку бы пошла.

– Пошла.

– А тут видишь, оказалась не вовремя и не в том месте.

– Ужасно глупо.

– Причем тут глупо или не глупо. Фигня все это! Мало ли кто чего малюет. Вот ты ме-ня нарисовала, другая еще кого, – он помолчал немного, – случай…..!!! Такие обстоятельства случились. Как мне не хочется заниматься этим с тобой… – Он поднес ствол пистолета ко рту и дунул в него. Он отозвался глухим свистом.

– А вы же можете не убивать?

– Ну, это ты брось. Это я так сказал. Не обращай внимание.

– Не убивайте, что вам стоит.

– Ну, хватит на жалость давить. Что? Ничего так и не придумала, что бы ты хотела сде-лать перед смертью.

– Я не хочу умирать.

– А что делать? Работа у меня такая. Во! Придумал! Что ты там сдавала, расскажи перед смертью. Басню, стишок?

– Я и то и то могу.

– Ну, давай мне все равно?

Девушка напряглась, потерла лоб, виски.

– Нет, не могу. Все забыла.

– Ничего тебя клинит.– сказал киллер.

– Извините!

– Да блин! Что там у вас в Чите все такие. Ее жизни лишить хотят, а она извините… из-вините.

– Я завтра уеду. Честно. Отпустите меня.

– Да как я тебя отпущу голуба.– Он подошел, погладил ее по голове. Она испуганно от-шатнулась.– Не могу я.

– Отпустите!

– Свидетель ты и еще рисовальщица мать твою!

– У меня и билет есть на поезд, я вам покажу. Могу прямо сейчас уехать на вокзал, переночевать там ….и на поезд, как будто меня и не было здесь совсем.

– Да базар понятен… но поделать ничего не могу. За грязную работу меня самого могут убрать.

– Убрать?

– Ну, убить. Вот ты сделаешь фоторобот или свои художества повторишь. Мой портрэт (он так и сказал портрэт,) развесят на каждом столбе. Меня будут искать и рано или поздно заметут, ведь так?

– Наверно.

– Значит, я потенциально могу в сизо, то есть на следствии, сдать заказчика. А кто это допустит. У заказчика знаешь сколько бабла. Если он почувствует такой кипиш пошлет еще киллеров что бы меня убрали по-тихому. Сам виноват. Засветился. Так что оставь я тебя, и мне крышка. Усекла?

– Да.

– Ну, куда двинем?

– Подождите. Я стишок вспомнила! – сказала она с широко открытыми от испуга глаза-ми.

– Не длинный? – с нотками недовольства спросил киллер.

– Нет.

– Рассказывай голуба.

Девушка напряглась как-то вымученно улыбнулась и развела руками.

– Опять забыла.

– Вот видишь, сама у себя пару минут жизни украла. Ну ладно, пару минут я тебе подарю. Может, в толчек, в смысле в туалет перед смертью хочешь?

– Хочу.

– Ну, пойдем, только не закрывайся. Я ногу поставлю, смотреть не буду.

Они прошли в туалет. Она села посидела и встала.

– Что? Никак?

– Я при вас не могу.

– Мужчин боишься, …. ….. поди, и девочка еще?

Настя, молча обреченно, кивнула. Глаза ее были потухшие и как бы закрыты поволокой и никаких мыслей в них не отражалось.

– Блин! Ну и работа у меня. Что зажалась?

– Так.

– Выпить есть?

– Есть. Водка. Вот тут в шкафчике, – торопливо пробормотала девушка, делая непроиз-вольное движение всем телом к кухонному гарнитуру.

– Не палёнка?

– Нет.

– Давай. Для храбрости.

Настя потянулась, достала дорогую мариинскую водку, которую предпочитал дядя. Литровая бутылка была початая, но около трех четвертей в ней еще было.

– Этот, которого я сегодня замочил …что? Заслужил, – сказал киллер, как бы разговаривая сам с собой, – воруют, не могут договориться. Как пауки в банке друг друга заказывают. Наливай… наливай, полный стакан. Вот! Нормалек! Вон туда отойди в угол подальше, что-бы не слиняла, пока я пью.

Он размашисто одним залпом выпил две трети. Поставил остальное на стол.

– Офигенное пойло! Держи! – Он подвинул ей резко остатки водки, – Не брезгуй, пей из моего, тебе уже теперь все равно. Давай.

– Нет.

– Да знаю, что не пьешь. Надо. Кайфанешь. Не так страшно будет. И закусь. Поскреби по сусекам.

– У меня пирожки. Сама утром пекла.

– Молоток! Давай.

Она выпила все до дна, и они стали закусывать пирожками.

– Вкусные. У меня ма тоже такие пекла раньше.

– А сейчас?

– Сейчас нет. Она уже давно не встает.

– Ты ходишь к ней?

– Ну а как же? Я что совсем что ли.

– Странно.

– Да это работа. Так-то я нормальный. Она ясен пень, ничего не знает. Сегодня был. Завтра не знаю, как получится. Ждет, всегда волнуется.

– После убийства к маме ходите.

– Ну, ты даешь голуба! О! Водка по мозгам шарахнула. Хорошо! Налей еще немного. Вот примерно то, что я тогда тебе оставлял. Нет, это много.

– Много?

– Ну ладно. Оставь. Пирожков то больше нет?

– Нет. Я могу напечь.

– Эх! Хитрая какая. У вас все в Чите такие? Что я тут с тобой буду сидеть до полуночи. Пиф! Паф! И в дамки. Мне тут высиживать совсем не резон.

– Я просто сказала.

– Про-о-сто. Вон там, что в тарелке? – Киллер вытянул руку по направлению к кухонному окну, прикрытому легкой полупрозрачной шторкой.

– Яблоки.

– Неси ладно. Пойдет. Закушу яблочком.