Записки следователя

С такими малоутешительными мыслями открываю дверь и вижу — встает навстречу местный участковый инспектор, двухметрового роста детина, по фамилии Квартальный, с которым я познакомился в первый день своего приезда.

— Что случилось, Денис Гапеевич? — всматриваюсь в глаза милиционера, пытаясь угадать, зачем он пожаловал в двенадцать часов ночи.

— Извиняюсь, что не в урочный час, Киселева от вас — да ко мне. «Не все, — говорит, — сказала следователю, утаила малость». Я ее — за бумагу. Вот собственноручные показания.

Я развернул протокол, титульный лист которого заполнен на украинском языке, и стал вникать в слова, написанные мужским бисерным почерком.

«Из чувств личной безопасности, чтобы и с нами не рассчитались, укрыла от следователя, думаю, немаловажные сведения. К сожалению, мой муж Киселев Иван отсидел срок вместе с Матвеем Тананыкиным за кражу в совхозе зерна. Пшеницу продали, и два дня муж, Матвей и его сестра, непутевая Зинаида Ваксина, не показывались в деревне, прожигали «выручку». С той поры, пока его не забрала милиция, спутался он с Зинкой. Мне говорит: «Последние дни, мать, гуляю, ты уж разреши».

Срок у него был немалый, а вернулся прямо ко мне. Плакал, как баба, что промашку в жизни допустил, извинялся за причиненную мне обиду, благодарил, что четыре года ждала его, передачи возила. А Зинаида, совсем рехнулась, проходу ему не давала, тянет к себе в избу. «Брось, — советует ему, — Елену», — меня, значит. «У нас все есть». И действительно, Зинаида каталась в богатстве, как сыр в масле. Обшивала деревню втридорога и еще откуда-то доходы имела. Мы собрались и уехали на Украину, чтобы ничто не напоминало прошлое.

Был слух, что какая-то приезжала и сюда. Но Иван отрицал, может, не хотел меня расстраивать. В эти дни, когда пошли разговоры, что к Ивану «старая зазноба» приехала, загорелся у нас стог сена во дворе, дом отстояли.

Два года с Иваном не могли нарадоваться согласию, жили душа в душу. Деток растили. Весь грех я кладу на Зинку Ваксину, будь она трижды проклята, а доказать ничем не могу».

И тут меня осенило. Я торопливо спросил:

— Когда поезд в сторону Конотопа?

— Считаете, что надо ехать?

— Ни одной минуты, или, как вы говорите, «хвалыны», не медля. Проси у председателя машину.

— Могу на мотоцикле.

— Тем лучше.

Я бросил в свой огромный портфель мыльницу, электробритву, рассчитался с хозяйкой и сел в пыльную люльку мотоцикла. Через час с небольшим мы преодолели шестьдесят километров асфальтированной дорожной ленты, и я благодарно помахал рукой Денису Гапеевичу Квартальному из тамбура поезда.

8

Зашел в купе, расстелил постель на верхней единственной свободной полке и полез туда не спать, а только пока собраться с мыслями.

Два пассажира в полумраке купе сладко похрапывали. Но, кажется, и во сне слышали пронзительный свист тепловоза, на секунду притихли с тем, чтобы захрапеть еще громче.

Третий обитатель купе, несмотря на поздний час, с унылым видом склонился над столиком и на малой громкости крутил зубчатое «колесико» транзистора. Несколько раз метнул на меня взгляд, надувшись как мышь на крупу. Не размягчилось выражение лица, когда из его приемника послышалась веселая музыка и голос Аллы Пугачевой.

Он поднял голову и флегматично изрек:

— Я немножко мешаю, но у меня дело идет к бракосочетанию.

— Так и должно быть, — ответил я. Мужчина вновь стал привязываться:

— Томик Блока или Поля Элюара не желаете по сходной цене?

Я закрыл глаза и сделал вид, что сплю. А пассажир бормотал:

— А может быть, Сашку Грина… по странам и континентам…

Я же хотел только простой вещи: тишины, чтобы никто мне не мешал обдумывать ход следствия.