— Как? Как? — передразнил полковник. Он явно и сам был озадачен происшествием, — спроси по дороге у Верзиных.
Мы сели в машину. Дика разместили в заднем отсеке УАЗика. Собака положила морду на лапы и, видно, настраивала себя на обычную для нее работу.
Заявители залезли в свой зеленый «Запорожец», ехали впереди нас, показывая дорогу. На этой машине они приехали накануне вечером в бор подышать свежим воздухом, нарвать букет лесных цветов. Их дочь, Аня, как Верзины мне рассказывали, не отходила от них ни на шаг, они ее не теряли из виду, а едва девочка зашла за куст орешника — и как сквозь землю провалилась. Сам Верзин — продолжал хмуро молчать, через силу был спокоен. Его жена — Клавдия Ивановна обливалась слезами, рыдая.
Да и я сам был неспокоен. Тревога за судьбу девочки передалась и нам. Кстати, каждую ночь жду неожиданных вызовов на происшествия, а привыкнуть к ним не могу. Всегда они волнуют и досаждают.
Два милиционера сели в машину Верзиных. Это рослые молодые парни, недавно принятые в отдел на работу после службы в армии. Я их еще плохо знал. Со мной на втором сидении УАЗика разместились пожилой капитан Сличенко и круглолицый крепыш старший лейтенант Гарин. Они почти всегда вместе выезжают на места происшествия. Со стороны интересно за ними наблюдать. Сличенко высокий, худой и молчаливый. Большой любитель покурить. Он и здесь, в машине, вынимал одну за другой сигареты, пока не скомкал и не выбросил пустую пачку.
Гарин низкорослый, говорливый. По возрасту годится в сыновья оперуполномоченному Сличенко. Собаковод, казалось, весь был начинен философией. Все ему хочется знать, любые явления жизни расшифровать. Своими вопросами «из высокой материи» он утомлял нас. Сейчас Гарин допытывается у Сличенко, откуда берутся преступники и что они думают, когда совершают подлость. Знают ли, понимают ли они, что делают плохо?
Но его напарник как всегда был невозмутим. Когда Гарин раз десять повторил один и тот же вопрос, Сличенко притушил очередной окурок, выбросил его прочь и баском ответил:
— Про этих негодяев не хочу и говорить.
Роднило Гарина и Сличенко то, что они оба были увлечены своей профессией, профессией ловить жуликов, искоренять преступность, а значит, зло и мерзость.
Но вот мы приехали. Замигала задними огнями, притормаживая, машина Верзиных. Вышли у опушки леса, отсюда следовало начинать поиск.
Дик топтался у куста орешника. Обнюхивал ветки. Выключили фары автомашин, в лесу стало темно. Мы зажгли аккумуляторные фонари. Гарин попросил у Верзиных что-либо из вещей дочери. Овчарка долго втягивала запахи шерстяной кофточки Ани. От нее Дик повел носом по высокой траве. Умный пес искал такие же запахи на земле, понимал: нужно взять след. Похоже, что обоняние овчарки уловило что-то. Морда Дика быстро-быстро заскользила по осоке и крапиве. Поводок натянулся. Ищейка потащила за собой проводника.
Устремляюсь за кинологом, не отрываю глаз от Дика. В отделе три служебные собаки, это самая надежная. За свою службу Дик задержал более пятидесяти правонарушителей. На его счету разысканные убийцы, грабители. С его помощью мы раскрыли только за последние дни две кражи из универмага. У Дика целый набор призовых медалей — он заслужил их в соревнованиях и на выставках служебных собак. На самые сложные и тревожные происшествия начальник разрешает брать на «работу» с оперативной группой верного Дика.
Иногда высказывается недоверие служебным собакам. Авторитет Дика оставался при этом непререкаем. Усерден и опытен он был на службе.
Сейчас он тянул нас за собой. Свежий ночной ветер шелестел по невидимым листьям. Высоко над головой поскрипывали от легкого ветра вершины сосен. Сквозь ветки деревьев просматривалось темно-синее в мелких звездах небо. Обитатели бора почти все спали. Иногда что-то перепрыгнет с ветки на ветку или зашуршит крыльями по траве и стихнет, то вдруг маленькая птаха выпорхнет из-под ног. Через полчаса бега моя рубашка пропиталась влагой, майка прилипла к лопаткам. Дик лишь на минуту-вторую останавливался, впивался носом в траву, кусты, крутил яростно хвостом и снова пускался в бег. Брал след.
Отстали от нас Верзины. Путь наш за Диком продолжался. Гарин снял с головы фуражку, зажал ее в левой свободной руке. Фонарь висел у него на груди. Второй рукой он держал за поводок собаку. Тяжело бежать по бездорожью. Мы преодолевали заросли, канавы с бурьяном. Овчарка вонзалась в кусты и стремительно выныривала из них, обжигая себе морду крапивой и колючками.
Но усталость — не усталость, если знаешь, что бежишь за собакой не напрасно. Я верил в Дика так же, как и Гарин. Ночной воздух чудесен в бору. Настоян на лучших травах, черемухе, листьях молодого березняка, иголках сосен. Жаль, что приехали мы сюда не отдыхать. Вдруг собака остановилась на большом ходу, как вкопанная. Мордой заутюжила траву. Отчаянно заскулила, походила кругами и вытянулась на земле. Я посмотрел на Гарина: чтобы это значило. Он сам не понимал, дергал поводок: «Вперед, ищи след».