Записки следователя

Лиза постучала в дверь к Тихону:

— Извините меня… — девушка покраснела, вытерла платком глаза. — Не думайте обо мне плохо. Я кое-что сообразила, хоть и поздно. Да и подруга подсказала. Ваша власть… большевистская. Верно ведь?.. Это же тоже и наша власть! Я понимаю, простите…

— Я был уверен в том, что ты умница! А если дам маленькое задание, выполнишь?

— Конечно! Не сомневайтесь. Будет шито-крыто. Никто ничего не узнает…

— Присмотритесь к швейцару.

— Дяде Степе?

— К нему. Понаблюдай, с кем встречается. Куда и когда уходит. И мне скажи.

— Сегодня к нему приходил официант Ленька. Спрашивал, приехал ли вот этот молодой человек, что к вам заходил. Порука его фамилия.

— А швейцар что?

— Сказал, что не видел. Еще ко мне опять Осоков приставал. Сватался. Да я его видеть не могу.

— Будь с ним осторожна. Избегай его — это подлец.

— Я так и делаю. Я вам буду рада помочь.

— Запомни, чтобы до конца победила народная власть, все простые и честные люди должны подняться против врагов революции. А бандиты — враги. Еще какие! Сама видишь, сколько от них горя.

13. Зося

Ужинать Столицын пришел поздно. В холле ресторана Зося беседовала с краснолицым молодым здоровяком. Мужчина был одет в форменную тужурку с блестящими пуговицами. Певица стояла в расстегнутом светло-сером пальто и ее золотистые волосы, обычно стянутые лентой, на этот раз свободно падали на плечи. Мужчина преподнес ей коробку монпансье. Девушка открыла крышку и взяла конфету.

— Вы, Илья, волшебник. Какой аромат! На бал-маскарад придете?

— И да, и нет, — мужчина явно кокетничал.

Тихон прикинул: не этот ли хлыщ — племянник хозяина ресторана? Заметил, что Зося взглянула на него с прежним интересом. Ее взгляд словно говорил: «Пора найти повод познакомиться». Вот она наигранно любезно распрощалась со своим собеседником и вошла в зал вслед за Столицыным.

Тихон сел за свой обычный столик у окна. Свет в зале горел вполнакала. Официанты опустили шторы. В зал ввалилась шумная компания. Пьяный офицер обнимал сразу двух барышень, целовал их по очереди и искал место, куда бы их усадить.

На подмостках рассаживались семь музыкантов, среди них — две девушки. Восьмого, как отметил про себя Столицын, не было.

Вскоре на эстраду вышла Зося в вечернем темном бархатном платье. Конферансье объявил романс «Безумно вас люблю».

Началось представление. Зося пела удивительно. Тихон с удовольствием слушал ее, в то же время думал, кого же из пятерых мужчин-оркестрантов Николай видел в лесу? Вертлявого барабанщика, одетого в широченные синие брюки, потоптанные ботинки с черными гетрами? Он похож не на злодея, а на козла. Сходство увеличивала пепельная борода. Такой не пойдет на разбой. Он, видимо, отец большого семейства. Бьет себе в широкий, обтянутый кожей, цилиндр, зарабатывает на хлеб детишкам.

Барабанщик, словно почувствовал на себе чужой взгляд, сбился с такта, часто и дробно застучал, за что и получил толчок кларнетиста, развязного малого, лет двадцати, в кумачовой сатиновой рубахе, упитанного, с дерзким взглядом. Его свеженачищенные сапоги словно горели от блеска. Такой мог быть с бандитами, — решил Тихон. Ну, а второй — конферансье, о нем говорил Николай. После исполнения каждого номера он показывался из-за портьеры. Острые глаза ощупывали посетителей. Он занимал публику, между номерами, плоскими шутками. Этот крючконосый похож на разбойника. Николай про него говорил: «Он держит всю публику в поле зрения. Мог сгореть в лесу». Выходит, уцелел. Однако брови опалены, значит огонька и ему досталось.

Снова вышла Зося. Сегодня она пела с подъемом, да и выглядела обворожительно. Тихону она нравилась все больше и больше.

Народу набралось много: горожане пришли посмотреть наряженную елку, пообщаться со знакомыми, послушать певицу.

Вышел из кухни в зал старший официант Леонид Осоков, стал помогать другим. Выглядел он озабоченным, обремененным служебными делами человеком. Длинный черный фрак сидел на нем безукоризненно. Леонид взял у девочки-подростка Насти (о ней Тихону рассказывал Николай) медный поднос и передал на кухню. Цепким, пристальным взглядом несколько раз окинул зал. Через два столика от Тихона сидела сухощавая управляющая и пышущая полнотой распорядительница гостиницы. Леонид подошел к ним. Нагнувшись над столом, принял заказ и тут же вырос перед Столицыным с блокнотиком в руке и карандашиком на серебряной цепочке. Весь — внимание.

— Заказывать будете? — подчеркнуто бесстрастно и сухо спросил он.

— Холодец, картошка. Только получше поджарьте, и чай.

— Холодец, простите, не поджариваем…

— Вы, любезный, не в духе? — остро глянул на него Тихон.

Официант смутился, забормотал:

— Прошу покорнейше прощения… Картофель поджарим, не беспокойтесь. Сырым не подаем. Иначе бы нам давно дали отставку.

Официант поклонился. Тихон подумал: «Чем обусловлена такая, мягко говоря, развязность? Хам-то он, конечно, хам, да и подонок, но все же лакей, которому полагалось бы лебезить перед солидным клиентом, а не делать замечания…»