Записки солдата

Бойцы всегда радостно встречали этого молодого офицера, который, как никто, умел поднять настроение, заинтересовать. Сейчас армия наступала, и солдатам хотелось, чтобы кто-то убедил их, что наступление это уже не остановится до окончательной победы. Нам хотелось, чтобы кто-нибудь не из нашего взвода, а извне еще раз подтвердил, что мы сильны. И полковой агитатор умел так поговорить, что бойцам становилась ясна перспектива, которую не затмевали даже трудные военные будни — самое страшное, что есть на войне. После беседы полкового агитатора каждому из нас казалось, что мы побывали в Ставке Верховного Главнокомандующего, а это для солдата имеет большее значение, чем можно предположить…

Лейтенант умел вставить в беседу крутую шутку, иногда, может быть, чересчур соленую, но всегда уместную и острую. Мы начинали смеяться заранее, как только он спрашивал, нет ли среди нас женщин, а выслушав, хохотали, как способна хохотать одна пехота.

Наш старший лейтенант, которого назначили командиром взвода вместо выбывшего лейтенанта, вернулся из штаба полка, когда беседа с полковым агитатором была в самом разгаре. Он кивнул агитатору и приказал:

— Отделение Красова — в разведку. Два других — в полковой наряд, патрулировать по улицам.

— Когда же еще к нам? — спросил Красов лейтенанта.

— А я не собираюсь покидать вас сегодня, — засмеялся тот. — Примете к себе в разведку?

— Зачем вам рисковать? — мрачно проговорил Красов.

— Ну вот! — рассмеялся агитатор. — Тоже нашли барышню!

— Товарищ лейтенант, — обратился к агитатору Брылев, — вы наше солдатское дело всегда выполните, а вот мы ваше — нет.

Я понимал Брылева: его крестьянская бережливость чувствовалась во всем. Лейтенант был для него ценностью, рисковать которой он считал нецелесообразным.

— Резолюция верная! — рассмеялся Кузьмин.

Наша дискуссия ни к чему не привела. Полковой агитатор проверил диски автомата и, провожаемый восторженными взглядами бойцов, вышел с Красовым.

На дворе было ветрено, неуютно. Мы шагали по пустынным улицам, приглядывались к темным кустам возле усадеб и всматривались в белую степь, куда ушли наши товарищи вместе с полковым агитатором. Мороз обжигал лица; руки, державшие оружие, коченели, ноги наливались усталостью. Мне думалось, что гораздо легче отдать жизнь сразу и значительно труднее отдавать ее по минутам. Опасность всегда рождала у меня какой-то праздничный подъем, а вот побороть будни — тут и впрямь нужна настоящая сила…

Часа в три ночи вернулся Красов. Он повстречался мне печальный и сосредоточенный, когда выходил из штаба полка.

— Что случилось? — спросил я, напуганный его необычайно озабоченным видом.

— Лейтенант ранен, — ответил он мрачно.

Мы грустно помолчали.

Потом Красов рассказал, как его отделение проникло в расположение врага и выяснило, что немцы отступили, оставив небольшой заслон автоматчиков. Итак, опасности с фланга, которой боялся командир нашего полка, нет.

Только перед самым рассветом нас сменили. Было часов шесть утра. Я прислонил винтовку к печке, чтобы оружие поскорее вспотело и его можно было бы почистить. Красов, Кузьмин и Земляк сидели у стола с карандашами в руках.

— Что это вы надумали писать письма в такое время? — удивленно спросил я.

Все трое молча поглядели на меня и снова погрузились в писанину.

— Читай! — сказал через минуту Красов и протянул мне листок бумаги.

Это было заявление о приеме в партию.

— Так-то, брат, — степенно сказал Земляк, глядя мне в глаза и думая о чем-то своем.

Передо мной встало лицо нашего полкового агитатора. Нет, сегодняшняя беседа не пропала даром.

Бойцы передали заявления старшему лейтенанту и сидели, тихо разговаривая. Я давно почистил оружие, но спать мне не хотелось. Проснулась хозяйка, принялась растапливать печь. Ее дочь, старательно прикрывая ноги юбкой, надевала сапоги, собираясь по воду.

— Хороший был лейтенант! — вздохнул Кузьмин и стал устраиваться на соломе.

— Почему ты говоришь — был? — взволнованно спросил я.

Он пожал плечами:

— Много крови потерял.

— Доктор же сказал — должен выжить, — возразил кто-то из присутствующих.

— И о нашем лейтенанте фельдшер говорил, что скоро поправится, а умер… — проговорил Земляк.

— Наш лейтенант умер? — испуганно переспросил я.

Мне никто не ответил.

Погиб в первый день и в первом бою, а как он мечтал о подвигах…

Но на войне долго грустить не приходится. За селом послышалась далекая стрельба и вскоре затихла. Это стало темой разговора. Связной, пришедший звать старшего лейтенанта в штаб, рассказал, что наши перебили немецкий заслон, замеченный ночью Красовым.

До обеда каждый из нас занимался личными делами, потом ходили на другую улицу поглядеть на единственного оставшегося в селе после гитлеровцев индюка. День был солнечный, из домов высыпала детвора, у ворот группками стояли девушки, и почему-то казалось, что сегодня воскресенье.

Во второй половине дня пришел приказ готовиться к маршу. Полк выстроился на улице и простоял часа три, до тех пор, пока не стемнело. Холод был ужасающий, и все обрадовались, когда наконец пошли.