Читаем Записки старого козла полностью

Генри успел уложить четверых или даже пятерых, перед тем как внизу сообразили, откуда ведется огонь, подъехали патрульные машины и кареты «скорой помощи», копы перекрыли автостраду. Генри дал медикам погрузить трупы и раненых, он не стрелял в медработников, он охотился за копами и подстрелил одного, настоящего борова завалил, ощущение времени пропало, стемнело. Генри чувствовал, что они приближаются, он не стал дожидаться их на одном месте, а выдвинулся навстречу, на левом фланге он устроил засаду, в которую угодили два копа, но огонь справа заставил его отступить, возвращаться на старую позицию было неразумно, он попытался прорваться еще раз, но его встретили плотным огнем, пришлось медленно отползать на вершину холма, прикрываясь чем возможно, он слышал их переговоры, проклятия в его сторону, их было очень много, он прекратил стрелять и затаился, вскоре он разглядел за кустами ногу, прицелился чуть выше, где, по его расчетам, должно было начинаться тело, – и спустил курок, раздался крик. Генри продолжил отступление на вершину, стало совсем темно. Глория его бросит, если бы с ней судьба сыграла такую красочную шутку, он бы ее бросил; разве можно с желтой в лиловую крапинку девицей заявиться… ну, скажем, на концерт Брамса?

в конце концов копы оттеснили его к вершине, где он залег за камнями, дальше копы идти не решались, на вершине не было кустов, чтобы укрываться, а всем им хотелось вернуться домой живыми, и он решил, что сможет продержаться довольно долго, они закидали вершину осветительными ракетами, несколько ракет Генри отстрелил, но их было слишком много, полицейские приближались, стреляли, не давали ему головы поднять, смыкали кольцо… черт, вот блядство, ладно.

одна ракета вспыхнула совсем близко – так, что в ее свете он увидел свои руки, сжимающие ружье… он присмотрелся внимательнее – его руки были БЕЛЫМИ.

БЕЛЫЕ!

все прошло!

он снова стал БЕЛЫМ, БЕЛЫМ, БЕЛЫМ!

– эй! – заорал он. – я сдаюсь! сдаюсь! все!

Генри разорвал на себе майку и осмотрел грудь – БЕЛАЯ, он стянул остатки майки, намотал на дуло ружья и стал махать, стрельба прекратилась, нелепый, безумный сон закончился, человек в горошек исчез, клоун испарился, что за шутка, вот же дерьмо, да было ли это все на самом деле? этого не могло случиться! возможно, все это плод его воображения, или же это было наяву? а Хиросима была? и вообще, реальность существует?

он выбросил ружье, швырнул со всей силы, затем стал медленно приближаться; руки у него были, подняты над головой, он кричал:

– я выхожу! сдаюсь! сдаюсь! я сдаюсь!

он слышал, как копы двинулись ему навстречу, они переговаривались:

– что будем делать?

– не знаю, будь начеку.

– он убил Эдди и Уивера. ненавижу таких ублюдков.

– он приближается.

– СДАЮСЬ! Я СДАЮСЬ!

один из копов выстрелил пять раз подряд, три пули попали Генри в живот, две пробили легкие, все остановились и не двигались с места несколько бесконечных минут, наконец тот, кто стрелял, подошел к телу и носком ноги перевернул его с живота на спину, это был черный полицейский Адриан Томпсон, 236 фунтов весу, он уже почти выплатил кредит за дом в западной части города и теперь стоял и ухмылялся в лунном свете.

вскоре и движение на автостраде возобновилось в обычном режиме.

мы постоянно упираемся в тупиковые стены, особенно когда бодун ебет по-черному, в такие минуты я вспоминаю советы друзей о разных способах суицида, чем лучше можно доказать свою дружбу? у одного моего кореша вся левая рука была в резаных шрамах, другой начинял свою косматую черную бороду убойными колесами, оба были поэтами, сочинение стихов неким образом подталкивает человека к пропасти – что есть, то есть, но мы все трое легко можем дожить и до девяностолетних седин, представьте-ка себе мир в 2010 году н. э.! естественно, как он будет выглядеть, зависит от того, как мы распорядимся Бомбой, я рассчитываю, что человек по-прежнему будет есть яичницу на завтрак, путаться в сексуальных проблемах, писать стихи и кончать с собой.

кажется, моя последняя попытка самоубийства была в 1954 году, я тогда жил на четвертом этаже в доходном доме на Норт-Мэрипоуз-авеню. я закрыл все окна и пустил газ в духовку и через все конфорки, не зажигая их, разумеется, потом завалился в кровать, шипение газа успокаивало, и я быстро заснул, это должно было сработать, но от газа у меня страшно разболелась голова, и от этой головной боли я проснулся, встав с кровати, я расхохотался и сказал сам себе: «мудила, да ты не хочешь умирать!», потом выключил газ и распахнул все окна, я продолжал смеяться, ситуация казалась мне анекдотической шуткой, если учесть, что автоподжиг на плите почему-то не сработал, иначе мое славное путешествие в ад не оборвалось бы так быстро.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза