Читаем Записки старого петербуржца полностью

Очень громко, настойчиво позвонили. Видимо, прислуги дома не было, потому что мама сама пошла открывать. Я стал было сползать с дивана — и замер: из прихожей донесся какой-то необычайный, то ли взволнованный, то ли испуганный, мамин голос, потом голос все той же Ольги Яновны Стаклэ, потом — приглушенный, необыкновенно усталый, страдальческий третий голос — мужской.

— Боже мой, боже, что же делать? А если это — перелом? — сказала мама в коридоре. — А может быть, все-таки попросить Германа Александровича, а?

— Ни в коем слючай! — строго ответила Ольга Стаклэ. — Если такой будет крайность, я… Есть один верный товарищ, он — как это русски? — фельдшер… Я бегаю за ним…

— Ничего не надо, — глухо проговорил мужчина. — Нужен йод, вата… Самый идиотский случай: под снегом лежала гвоздем вверх доска, а у меня сапоги каши просят. Надо только скорее известить… Вот… По этому адресу… Надо сказать: «Торт вручен». Вот это я просил бы поскорее…

— Ах боже мой, боже… — расстроенно повторила мама. — Прежде всего — идемте в ванную: надо расшнуровать ботинок, обмыть ногу борной… Смотрите, сколько крови…

Меня охватил страх. И все-таки я не бросился к маме, не закричал, не стал допытываться, что случилось, кто пришел.

— Васили Василич не дома? О, как удачно, — уже издали сказала Стаклэ. — Как? И старая барина (так она звала бабушку мою) тоже нет? Ну, тогда я — покойный. Тогда, Наталэ Алексеевна, милайс… Занимайтесь этой несчастний нога; я — бистро-бистро сбегаю по эта несчастний адрес… Такое дело: надо, чтобы его завтра утром отсюда немного отбирали…

— Ольга, что с вами? — вдруг быстро спросила мама.

— Ах, Наталэ Алексеевна! Ви би видел, как он мимо ваш этот подозрительный швейцар шел! Как перви танцор на балу… Плакать кочется… Я — дура!

Много лет спустя я узнал от мамы, что это было. То есть как — узнал? Очень немногое, только то, что она узнала сама, а Ольга Стаклэ была не из болтушек.

Человек, связанный с революционным движением давно и прочно, по-видимому латыш (как будто землемер по образованию и профессии), получил поручение: выкопать в условленном месте, в Лесном, в садике одной из дач, завернутый в клеенку тючок с какими-то документами и передать его в Удельной, в другом — тоже условленном месте, на улице и на ходу другому человеку.

Он сделал все как нельзя лучше, но уже после передачи заметил филера, который неотступно следовал за ним. Допустить, чтобы его схватили, он никак не мог: для полиции это была бы нить. Человек могучего сложения и большой силы, он, опережая сыщика, «повел» его за собой через Удельнинский парк на болотистые пространства за Коломяжским скаковым полем. Болота тут перерезаны гнилыми речками. Доведя агента до одной из них, беглец разбежался и перескочил через этот непреодолимый для коротконогого преследователя водный рубеж. На этом все было бы и кончено. Но на том берегу под снегом оказалась «этот проклятый доска с гвоздем». Проткнув подошву ботинка и ногу, преследуемый оказался в очень трудном положении, а т о т это увидел, учел и, добежав до ближайшего телефона, сообщил кому надо о случившемся.

Хромого ждали уже в Новой Деревне. Он сумел уехать на случайном «ваньке». Его снова выследили где-то в районе Конюшенных. Теперь уже целая свора была пущена по следу. Отлично изучив — это входило в азбуку хорошего конспиратора — все проходные дворы города, он, попадая на каждой улице в мышеловку, всякий раз находил из нее неизвестный сыщикам выход и в конце концов, в густых уже сумерках, выбежал сквозь очередной проходной двор Удельного ведомства на Литейный. Тут он заметался: дальше пути не было. Он заметил, что у гастрономического магазина Черепенниковых [9] на углу Бассейной стоит какой-то черный «мотор» — автомашина. По его расчету, если ему удалось бы оставить ее между собой и углом Бассейной, заслониться ею, он успел бы незамеченным добраться до Артиллерийского, узешенького, переулка и там опять выскользнуть в лабиринт сквозных дворов, тянувшийся до Знаменской и дальше к пустынной части Песков.

Он кинулся туда, и в тот миг, когда, озираясь, он ковылял мимо автомобиля, его дверца внезапно откинулась и испуганный, еле слышный шепот: «Бирзнек, Бирзнек! Сюда!» — прозвучал для него как труба спасения. Он метнулся, ничего не понимая, в машину, она рванула с места, и только тогда рядом с собой в темноте он больше угадал, чем увидел, Ольгу Стаклэ.

Чтобы понять, как такое могло случиться, надо знать, что у Ольги Яновны Стаклэ были связи в самых разных кругах петербургского общества. Кто-то как-то упрекнул ее, что она была однажды на Мойке, на катке, с лицеистом, и Стаклэ, не подумав оправдываться, пожала могучими плечами своими.

"И тэрпентинс [10] может пригодиться!" — спокойно ответила она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное