— А почему надо здороваться с теми, кого не уважаешь? — спросила я. — Пусть я бездуховная, но я не буду говорить колкости своим близким. А вот мама вызовет меня на откровенность, а потом отцу передает все, что я говорила под горячую руку. Честно, да?
— Начитанность в моих глазах не определяет человеческую ценность… — сказала Мар-Влада и так посмотрела на Кешу, что он мгновенно поднял руки, точно сдавался. — Главное — отношение к людям…
— Да, ты еще в школе была ослицей, — непочтительно сказал Кеша и тут же ударил себя по губам с необыкновенно плутовским видом. — Прошу прощения, я забыл, что здесь находится член классного коллектива. (Мар-Влада покачала головой, глядя на него, как на ребенка.) И пусть меня осудит Академия педнаук, но я расскажу, отчего мы поссорились в девятом классе почти на десять лет…
Он со вкусом закурил, снова хлебнул кофе и начал, как настоящий артист:
— Итак, леди без джентльменов! Моя соученица была приятной во всех отношениях, кроме одного: она не умела прощать врунов. И однажды я имел неосторожность пообещать ей, что поеду в больницу навестить одного олуха из нашего класса. Она дала для него книгу и пакет с конфетами. А я не поехал: жалко было пропускать хоккей по телеку. Ну, а утром сообщил, что был и все выполнил, что из-за этого даже уроки не приготовил, намекнул, что стоило бы помочь тонущему, дать списать…
— И дала? — не выдержала я.
— Дала… — Мар-Влада виновато шмыгнула носом, как девочка.
— Я собирался поехать в больницу на другой день, но опять что-то отвлекло, а на третий день он явился в класс. И она меня встретила с видом городничего, узнавшего о приезде настоящего ревизора.
— Ругалась?
— Если бы! Она просто перестала меня видеть, в упор не замечала… — Он засмеялся, поднялся и лениво сказал: — Слушайте, девочки, неохота мне через весь город на Бобике тащиться. (Так он свою машину называл.) Может, оставить ее возле дома здесь? До завтра? Понимаешь, водитель я еще зеленый, боюсь вечером через Москву ехать, еще прокол заработаю…
Он зевнул совершенно открыто, но у него это не выглядело невоспитанно, этот человек казался абсолютно естественным всегда, везде, со всеми.
— Что ты спрашиваешь!
— Только, чур, посматривай, как бы не увели…
Мар-Влада встала, чтобы его проводить.
— Начитался ты детективов! Вот и конкретный вред от этой литературы… — Она так и лучилась оживлением. — Да кому твоя машина нужна?!
Они вышли в коридор, долго там пересмеивались, и я чувствовала, что веду себя бестактно, мне надо было бы уйти с Кешей, но мне не хотелось домой. После моей последней симуляции у нас там температура как на полюсе.
Потом Мар-Влада вернулась, стала убирать со стола, а я ее тихонько разглядывала. Конечно, ей еще нет тридцати, но уже близко, как же она еще может думать о личной жизни на старости лет?! Вчера мне говорила, что она — разведенная, так неужели после развода женщина снова хочет замуж? И за Кешу? Нет, он, конечно, веселый, но такой смуглый, что у него всегда синие щеки, даже если он только что побрился, а на руках, даже на кистях, черные волосы. Наверное, ему никогда не холодно…
Потом я пожаловалась, что мне скучно читать «Войну и мир», а она заявила, что вкус — дело индивидуальное и что не случайно в этом романе девочки любят страницы о Наташе Ростовой, мальчишки — о Дорохове, а студентов интересуют споры Андрея и Пьера.
Я сказала, что больше люблю Соню и княжну Марью, они самые искренние и честные, а вот Анна Каренина мне противна. В чем ее героизм? Ну полюбила, ну ушла от мужа, из-за чего трагедию разводить?
Мар-Влада слушала меня внимательно, не как мама, у которой прямо на лице написано, что, кроме глупостей, от меня ждать нечего. А потом сказала:
— Есть люди, которые не выносят двусмысленности положения. Анна чувствовала унижение при мысли, что она зависима от Вронского.
Я перебила ее, я считала, что Анна просто эгоистка, она всем жизнь испортила: и Вронскому, и сыну, и Каренину.
И тут Мар-Влада посадила меня в лужу, когда спросила:
— А ты читала роман или смотрела кинофильм?
Я пожала плечами. Роман я не читала, но ведь классику можно в кино только сокращать, а не дописывать…
— Как можно рассуждать о книге, не читая ее, — со скукой сказала Мар-Влада, — унизительное невежество!
Конечно, в душе я была с ней согласна, но мне не хотелось сдаваться, и я ляпнула, что кино мне понравилось — красивая жизнь, как в сказке, на три часа от всего школьного можно отключиться, не хуже, чем на детективе…
Мар-Влада стала качать головой, как старая няня.
— Бедный Толстой, вот это — читатели!
Конечно, она поняла, что я придуриваюсь, но тут она случайно посмотрела в окно.
— Странно… А где же машина?
Прошло не больше получаса после ухода Кеши. Я тоже посмотрела в окно. Белой машины не было.
— Может, он ее поставил сзади дома?
Мы переглянулись, и я выскочила на улицу, обежала вокруг дома. Машины не было.
— А вдруг он на ней уехал? — сказала я, вернувшись, и Мар-Влада тут же стала ему звонить.
Она произнесла только несколько слов, и я поняла, что машину он не брал.
— Хорошо, — сказала она устало, — приезжай!