И еще она чувствует мгновенно, когда я вру. Прямо детектор лжи, а не мама. Вот отца можно разыграть, он боится оскорбить меня «сомнением» в моей честности, а мама со страстью, как Шерлок Холмс, выводит меня на чистую воду, особенно при нем. И он начинает ко мне относиться с нескрываемым презрением, смотрит холодными глазами, как на мокрицу.
Вчера его вызывала в школу Икона: наябедничала, что я неуживчива, резка с учителями, в классе меня не любят, я — воинствующий демагогический лодырь, не прикладывающая даже минимума усилий, чтобы стать «хорошисткой».
Папа пришел кипящий, а мама добавила, что я не считаюсь не только с учителями и товарищами, но и с родителями.
А я и скажи, что мое отношение не зависит от родственных связей, главное — истинные достоинства человека.
— Значит, меня ты не уважаешь? — спросила мама.
— А ты заслуживаешь? — снахальничала я.
Папа сразу вскочил, потребовал, чтобы я извинилась, а я стиснула зубы и отказалась.
Почему я должна извиняться за правду?
Мама — совершенно обыкновенный человек. Другие мамы во время войны совершали всякие геройства. У Сороки мама доктор биологии, альпинистка. А моя мама всю жизнь с книгами.
В общем, отец выгнал меня из-за стола и запретил «этой нахалке» идти в кино. Инна все время делала мне знаки, чтобы я не «нарывалась». Она считает, что людям не обязательно говорить то, что ты о них думаешь, но я не могу удержаться. В результате отец и мама отправились в театр, а мы остались «штрафниками». Инна без меня не пошла, отдала свой билет соседке. И в порядке утешения Инна подарила мне куколку — талисман итальянский. Я обещала всюду ее с собой носить. И тут же мне повезло. Сегодня я не учила литературу и английский. По литературе не вызывали, а по английскому влепили пятерку, хотя я ничегошеньки не соображала.
Только что подходила мама и попыталась заглянуть в мои записки. Я сказала, что это бестактно, а она обозвала меня занудой, лишенной чувства юмора.
Странно, что я постоянно ей подражаю: в одежде, в прическе, даже в манере разговора, только у меня все получается как-то наизнанку, недаром папа зовет меня «испорченной копией».
— Вы меня не назвали.
— Тебя интересует оценка?
— И оценка в том числе…
— Сочинения твои неплохие, но очень личные, поэтому я и не разбираю их на уроке.
Я опустила голову, намотала косу на палец, мне вдруг все стало безразлично.
— У тебя пятерка, но подробнее поговорим после уроков.
Наверное, зря я размечталась. Но я только прочла «Жана Кристофа» и понадеялась, что у меня неожиданно прорезался талант. Таланту ведь прощают многое, даже плохой характер. Но все же я спросила, когда мы остались после уроков с Мар-Владой, есть ли в моих работах «искра божия»?
— Читать интересно… — тон Мар-Влады был неопределенный, — но особых способностей я не заметила.
— Никаких?
— Ты ждала, что я объявлю тебя гением? А ведь половину записей можно отнести за счет подросткового преувеличения.
У меня загорелись щеки, а она невозмутимо продолжала, поглядывая на меня ехидными глазами Буратино.
— Ты подмечаешь, как бухгалтер, чего тебе не делают, не додают родители, а что они делают изо дня в день, ты видишь?
— Но они обязаны, раз родили… — Я сразу поняла, что несу чушь, и Мар-Влада, конечно, тут же отыграла мою «подачу»:
— А ты им ничем не обязана?
Я пожала плечами.
— Я их слушаюсь, в общем, а уважать маму я не обязана, если она ведет себя, как мещанка…
— Почему? — спросила Мар-Влада.
Ну, я рассказала ей о нашей последней стычке, когда мама сказала, что из меня ничего не выйдет, если я не овладею волей и не начну делать не то, что хочется, а что нужно. По ее мнению, быть рядовым в любой профессии — унижение. Она так и говорит о людях: он остался простым врачом, а ведь подавал в молодости надежды; она — рядовой инженер, так ничего из женщины и не получилось…
А уж если у человека нет высшего образования, это для нее персона пятого сорта. Конечно, она и в таких признает достоинства, но с такими оговорками, что противно. О нашей бывшей соседке, которая работала секретаршей, она так выражалась: «Петровна — умнейшая женщина, ей бы образование, человеком бы стала!»
— А твоя тетя Инна лучше? — вдруг спросила Мар-Влада.
Я возмутилась и сказала, что есть мещане сверху, а есть изнутри, что Инна не фальшивит, не претендует на особое уважение, хотя она прекрасный врач и у нее уйма друзей в Ленинграде.
— Понимаете, — пояснила я, — она осталась девчонкой в душе, она так и не стала взрослым, положительным человеком.
— Но и твоя мама любит свою работу. Очевидно, ее высказывания не исчерпывают ее сути как человека?
Может быть, Мар-Влада и права, но мне так хотелось, чтобы мама была необыкновенной, чтобы она не только умела иронизировать, но и понимала…